«Вечерний Екатеринбург» и Виктор Толстенко: «Начало конца середины кризиса»

Как сообщило Министерство экономического развития (МЭР), ВВП России за I квартал снизился на 0,2% — и эта оценка опровергает выдвигавшуюся ранее версию МЭР, что за первые 3 месяца 2010 года ВВП РФ по отношению к аналогичному периоду 2009-го на 0,6% вырос.

Мнение экспертного сообщества по поводу разночтения разделилось. Одни аналитики говорят, что нестыковка рождена введением новой модели экономического мониторинга и переходом на мировую структуру расчёта индекса в промышленности. Теперь за основу для расчёта индекса взяты показатели 2008 года, в то время как в старой классификации базовым был 2002-й год. А коль скоро сбор информации по ВВП существенно отстаёт от пересчётов результатов работы индустрии, в показателях образуется люфт — его-то мы и наблюдаем: промышленность пошла в серьёзный рост, а оценки ВВП отстают. В общем, вопрос сугубо «технический», говорят сторонники новой методики и просят коллег не волноваться.

А эксперты — другая их часть — действительно в недоумении. Объективно оценить состояние экономики только по темпам промышленного производства невозможно, ибо, как правило, самые высокие индексы дают те отрасли, которые в предыдущем периоде больше всего упали. В кризис, как мы знаем, более всего упали сырьевые и обрабатывающие сегменты российской экономики, оказавшиеся невостребованными на международном рынке, а теперь, когда на Западе производство набирает силу, российский экспорт сырья вырос — вот вам и рост индексов.

Опасность такой «однобокой» оценки — пусть даже с поправкой всего-то на люфт по времени — на мой взгляд, в том, что довольно трудно оперативно определить, в какую сторону движемся: то ли ликвидируем провалы в невостребованных ранее отраслях, то ли наращиваем мощности высокотехнологичных сфер. Ряд экономистов так и говорят: пока восстановление индустрии не будет поддержано инвестиционным спросом, о реальном росте экономики говорить не приходится; а мы знаем, что инвестиции в России скукожились, и бизнес крайне осторожен с вложениями.

Значит, мы можем сегодня говорить лишь о некой стабилизации (скептики, впрочем, говорят и о стагнации) в российской экономике: уже не яма кризиса; но когда наступит его конец, предсказать не может никто; и нынешний период — нечто вроде «начала конца середины кризиса». В лучшем случае. По большому же счёту нам ещё крайне далеко до докризисных объёмов ВВП. Напомню, максимальное его значение за всю российскую историю было в 2008 году — 41,4 трлн. руб. в текущих ценах. В 2009-м объём ВВП сократился до 39 трлн. руб. Падение по году на 5,75%. За период с января по май 2009-го падение составило и того больше — 10,1%. А свежая аналитика МЭР за январь—май 2010 года говорит: рост ВВП — 4%. Мы действительно не восстановили даже половины того, что потеряли.

И даже с завышенными в результате статистико-методологического пересчёта индексами промышленного роста (в январе — мае к соответствующему периоду прошлого года на 10,3%) прошлогоднее падение в промышленности не перекрыли (15,1%). В Свердловской области, по данным Свердловскстата, — из 17,7% падения по прошлому году мы за 5 месяцев перекрыли только 9,7% потерянного.

В некоторых отраслях российской экономики, подсчитали эксперты, отставание от докризисного уровня весьма значительно: производство автомобилей отстаёт от июня 2008 года почти на треть, машин и оборудования — на 21,8%. А уж по инвестициям в основной капитал дело и вовсе плохо. В прошлом году за 5 месяцев их объём снизился на 20%, а за январь—май нынешнего года падение ещё на 0,4%.

Да, в нынешнем году фиксируется небывало низкая для России инфляция (4% против 6,8% за этот период прошлого года), но хорошо это или плохо для кризисной экономики — тоже предмет дискуссии. Причём дискуссия эта идёт даже на глобальном уровне: на встречах мировых лидеров в Канаде одни говорили о том, что необходимо стимулировать спрос, поощрять людей и бизнес к приобретениям, тем самым раскручивая предложение, заставляя конвейер увеличивать обороты (но это имеет побочный эффект — инфляцию); другие говорили, что следует, наоборот, ужимать государственные расходы, минимизировать траты бюджета на выплаты зарплат, пособий и пенсий — дабы исключить всякую возможность финансовых пузырей и несоответствия им реальной экономики.

То есть часть мировой элиты призывает не бояться инфляции, чтобы раскрутить маховик глобальной экономики; другая призывает по одёжке протягивать ножки — российские власти склоняются, похоже, ко второй модели. Но тут главное не перейти грань, когда экономия как тактический ход перерастает в единственную политическую линию, переходящую в тотальное накопление финансовых ресурсов — вместо того чтобы часть из них использовать на модернизацию страны. Впрочем, и на этот сакраментальный вопрос — что лучше: копить (сколько?) на случай будущего кризиса или тратить (сколько?) на инновации, чтобы в будущем кризиса избежать, — никто в политико-экономических кругах тоже не может дать однозначного ответа. Естественно, когда не знают деньгам применения — те ничего и не решают…