Олег Светлицкий: Помощь мы получаем от обычных людей

На вопросы УрБК ответил директор Центра по мониторингу и реабилитации хищных птиц «Холзан» Олег Светлицкий.

— Олег Анатольевич, как возникла идея создания Центра реабилитации хищных птиц «Холзан»?

— С шести лет я увлекаюсь хищными птицами. Я всегда читал много литературы на эту тему, собирал книги. В 2003 году все пришло к созданию питомника. Можно сказать, что реабилитационный центр — это то, во что выросло мое хобби.

«Холзан» — не самый старый центр в стране, но единственный на Урале. Подобный питомник был тут в 1993 году. Спустя 10 лет появились и мы.

Наш центр реабилитации — это эксперимент, главная цель которого — вывести как можно больше разных видов птиц в неволе. В природе они гнездятся в разных условиях: одни — в горах, другие — в степи, третьи — в дуплах и так далее. Сейчас в «Холзане» размножаются семь видов хищных птиц, но мы хотим большего. Кроме того, мы стараемся размножать тех птиц, которые могут помочь питомнику финансово, ведь мы существуем за счет того, что сами зарабатываем. Если я не буду платить людям достойную зарплату, они просто уйдут. Поэтому балансируем, как можем. Мы могли бы сделать больше, но денег не хватает.

— На какие средства существует питомник?

— Проводим экскурсии, продаем птиц заводчикам, а также в страны Ближнего Востока для соколиной охоты. Иногда продаем в зоопарки, но чаще всего это даже не продажа, а обмен: мы берем у них птиц и пытаемся развести в неволе, чтобы потом выпустить. Бывает, что частные лица хотят приобрести птицу — по закону они имеют право ее содержать. Это небольшой рынок: если пересчитать всех тех, кто отдаленно похож на сокольников в стране, получится примерно 100 человек. Поэтому доходы с него небольшие.

— Расскажите, пожалуйста, о реализации выращенных в «Холзане» соколов в страны Ближнего Востока? Насколько сложно этим заниматься, и какие существуют проблемы?

— Соколиная охота начинается, когда птицы-первогодки вырастают. В июле они становятся летными. В это же время подрастают и те, на кого сокола охотятся: это дрофа-красотка (вихляй, джек, — прим. ред.). Дрофе придают магические свойства — ее мясо, по поверьям, лечит от всех возможных болезней.

Традиция соколиной охоты существовала на Ближнем Востоке столетиями. Как правило, охота проходит в одно и то же время. Поэтому основная сложность — в сезонности. Если арабские шейхи готовы платить деньги за птиц в июле, то в сентябре сокол, какой бы он красивый и сильный ни был, уже никому не нужен. Сокол, пересидевший в вольере, не способен охотиться и привык к тому, что пищу дает человек. Поэтому для охоты на следующий год покупают новых, молодых птиц. Для нас очень важно реализовать птиц вовремя. Но, к сожалению, из-за бюрократии это не всегда получается.

В последнее время со стороны чиновников все чаще слышатся возгласы, что соколы — достояние страны, и нужно бы вообще перестать их продавать. Но они путают важные вещи: птица, выращенная в неволе, и птица, выращенная в дикой природе своими родителями — это две разные формы поведения. Соответственно, экспорт и охрана природы — разные вещи. Но чиновники равняют все под одну гребенку, считая, что мы совершаем какое-то преступление.

В Европе другой взгляд на этот вопрос: человек, имеющий пару соколов, может спокойно их продавать. Госорганы не вставляют ему палки в колеса, потому что понимают механизмы. Кроме того, если соколы для продажи подготовлены в специальном ящике, как делаем мы в «Холзане», во время охоты вдруг улетят, шанс выжить в дикой природе у них примерно такой же, как если бы их воспитывали родители. Ученые подсчитали, что из трех молодых сапсанов из гнезда выживает только один.

— Люди привозят в «Холзан» птицу, с которой что-то не так. Как проходит процесс ее реабилитации: что вы обычно делаете в первую очередь? От каких факторов зависит здоровье птицы? С какими случаями легче всего работать, а с какими — очень сложно?

— Сначала мы опрашиваем людей, знают ли они, что с ней случилось, в каком состоянии они ее нашли и где это произошло. После этого осматриваем птицу. Интересно, что многие ветеринары не знают, с какой стороны подойти к хищнику. Поэтому мы в какой-то степени больше, чем ветеринары, ведь мы видим и изучаем птиц постоянно.

Хороший осмотр может дать много информации: обращаем внимание на крылья и лапы. Если все двигается, значит, позвоночник не сломан, и существует шанс, что через пару дней птицу можно выпустить обратно в природу. Все это время нужно хорошо ее кормить и обеспечить спокойные условия пребывания, чтобы стресс прошел.

Дикая птица, попадая к нам в вольер, в любом случае какое-то время будет биться об сетку. Она думает, что нужно срочно улетать — не привыкла к человеку. Поэтому, чтобы она не поранилась и ничего себе не сломала, все вольеры в «Холзане» либо с деревянными рейками, либо с пластиковыми загородками. Мы стараемся высадить птицу в вольер к другим представителям ее вида: делается это для того, чтобы сородичи научили ее питаться в неволе. Мы кормим их мертвыми цыплятами, они не летают и двигаются, как, например, мелкие грызуны в условиях природы. Конечно, есть опасность стычек в вольере. Но если птицы сытые, они не будут друг на друга нападать.

Следующий этап — глистогонные средства. Они нужны для того, чтобы паразиты, которые, кстати, есть у любой птицы, вывелись. Часто они и являются причиной плохого самочувствия.

Если у попавшей к нам птицы серьезные травмы — кровоточащая рана, сломано или повреждено крыло, птица вялая и мало сопротивляется — везем ее в клинику «Неовит» на осмотр и сдачу анализов. Если крыло почти полностью оторвано и висит на коже — ампутируем сами. При серьезных травмах, таких как переломы, которые в большинстве своем сложно и неправильно срастаются, восстановление проходит тяжело. Остеосинтез (репозиция костных отломков при помощи различных фиксирующих конструкций, — прим. ред.) — сложная операция. Даже если ее делает профессионал, шансы на успех небольшие.

Поэтому самое важное в нашем деле — оценка. Если птица стоит того, чтобы за нее побороться, мы делаем для этого все возможное по мере сил и средств. В «Холзане» много сов со штырями в крыльях. Они служат обменным фондом с зоопарками. В конечном счете, можно же их просто размножать, чтобы выпускать здоровое потомство на волю.

— Что происходит с теми, кого уже нельзя обменять, размножить или выпустить в дикую природу?

— Всех этих птиц мы оставляем в «Холзане». Мы очень стараемся отдать их хорошим людям. Но сейчас с этим тоже есть большие проблемы. Потому что сегодня запрещено содержать хищных птиц в домашних условиях. Но как быть с калеками? То есть запретить-то запретили, а что дальше с ними делать? Иногда чиновники говорили мне, смеясь: «Это у вас очень дорогое хобби, поэтому терпите».

— От каких факторов зависит здоровье птицы? С какими случаями легче всего работать, а с какими сложно?

— Бывает и так, что в птицу вложено порядка 15 тысяч, но в процессе лечения она умирает. Это самое обидное. Мы заказываем вскрытие, чтобы понять, что с ней случилось. И на вскрытии выясняется, что у нее был, например, инфаркт, инсульт или кровоизлияние — а это совсем не то, от чего мы лечили ее изначально антибиотиками. То есть прежде, чем попасть к нам, птица должна ослабнуть до такой степени, что ее становится возможно поймать. Здоровых птиц поймать очень сложно.

Еще одна причина попадания в «Холзан» — сильное заражение птицы паразитами. Выходить ее тоже бывает довольно проблематично.

Вообще хочу сказать, что «ударилась об машину», «врезалась в стекло» — это, как правило, следствие. То есть изначально в природе птица сильно заболевает: истощается, начинает хуже летать, у нее замедляется реакция, а от паразитов хочет больше есть. Она прилетает в город, где много еды, и уже там с ней случаются неприятности: например, поймали вороны, отлупили до полусмерти, в итоге ее нашли люди и привезли к нам. То есть первопричина все-таки — это ее самочувствие, а не едущий автомобиль или стоящая многоэтажка.

Мы понимаем, что птица здорова и готова к выпуску по ее поведению: она адекватна, у нее хорошая реакция — быстро хватает живую добычу, может долго летать. Ну и это видно по всем внешним признакам. Может быть, до конца она и не здорова, но даже такие часто выживают в природе. Птицы самостоятельно избавляются от небольшого количества паразитов: лечатся, выгоняют глистов. И становятся самыми сильными.

— Сколько на сегодняшний день птиц в питомнике?

— На сегодняшний день в питомнике содержится порядка двухсот птиц. Молодые птицы увеличивают их количество. В этом году в «Холзане» родилось 80 птенцов соколов балобанов.

— Как «Холзан» пережил пандемию? С какими трудностями вы столкнулись?

— В питомнике мы все делаем самостоятельно: разводим птиц, выпускаем их в нашей и соседних областях. В этом году из-за коронавируса было особенно тяжело: не было экскурсий, продаж, вся деятельность остановилась на несколько месяцев. Мы никогда не просили денег, справлялись сами, но сейчас попытались найти несколько спонсоров для того, чтобы выпустить птиц в природу.

Мы создали программу, написали некоторым крупным предпринимателям в Оренбургской, Челябинской областях. Одним словом, тем, кто своей деятельностью влияет на экологию, в том числе отрицательно. Предложили им поддержать нас финансово — это совсем незначительные деньги. Но никто не помог. Это еще раз подтверждает выражение, что богатый человек — он поэтому и богатый, что трудно расстается с деньгами. В итоге помощь мы получили от обычных людей: кто переводил сто рублей, кто — двести. Был даже случай, когда в организацию перевели пять тысяч. В итоге собрали около ста тысяч. Благодаря этому мы и выжили.

Еще, конечно, у нас был спонсорский вариант, связанный с выпуском соколов на Севере. Но мы от него отказались, потому что обрекли бы птиц на верную смерть. «Да нам плевать, что будет с вашими соколами, главное, чтобы вы их выпустили в начале сентября, когда у нас будет специальная программа. Мы заплатим вам к Новому году. Но выпустить птиц нужно сейчас», — сказали они. И мы не могли на это пойти, потому что выпуск молодых птиц обычно проходит летом, пока тепло и есть еда — мелкие птички. Короче говоря, мы отказались от сотрудничества и финансов, потому что это было бы против совести.

Если говорить о помощи со стороны других организаций, нам очень хорошо помогает Кашинская птицефабрика: мы получаем от них две тонны корма для птиц. Если бы не это, Центр тратил бы 80 тысяч в месяц только на корма — а это непосильно. Сейчас Кашинская птицефабрика — наши основные спонсоры.

В итоге в период пандемии нам удалось выжить: в «Холзане» не уволили ни одного сотрудника, сохранили всем зарплаты. Но когда пришли просить помощи у государства, оказалось, что мы не являемся субъектом получения этой помощи. Мы не смогли добиться даже компенсации одного месяца по МРОТ. Но не сказать, что это было неожиданностью.

— Привлекают ли сотрудники аэропорта Кольцово ваших птиц для отпугивания стай ворон, из-за которых происходят авиааварии, и самолеты падают?

— Мы работали с ними недолго: всего один месяц. Показали нашего сапсана по всем каналам, он был звездой. После этого ничего такого в «Кольцово» не предлагали. Но на самом деле, привлечение хищных птиц для предотвращения аварий, вызванных попаданием в двигатель ворон, — это эффективная защита. Такая практика отлично зарекомендовала себя как за границей, так и в России: аэропорты Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, Самары давно привлекают орнитологов и дрессированных птиц для отгона стай ворон. Я считаю, это правильно: все меры защиты должны работать. Но одним выпуском дрессированных птиц отпугивание не ограничивается: дополнительно помогают нарисованные на здании аэропорта глаза соколов, проигрывание аудиозаписи испуганных криков ворон. Иногда полезен отстрел птиц, если их слишком много, и работа аэропорта из-за этого затруднена.

— Почему сохранение популяции птиц так важно для Среднего Урала? На какие экономические факторы влияют пернатые?

— В природе все взаимосвязано: пищевая цепочка не может нормально существовать, если некоторые ее звенья отсутствуют. Уберете из нее птиц — и случится катастрофа.

Приведу пример, как птицы, в том числе и хищные, нужны в сельском хозяйстве, и как можно получить экологически чистые продукты, не распыляя над полями гербициды и пестициды. Если поставить на шестах в поле много маленьких домиков для птиц — вся саранча, все жуки скоро будут уничтожены. Мало кто знает, что насекомыми питаются не только жаворонки и воробьиные, но также мелкие соколиные и любимые всеми совы.

Еще один способ сохранить продукты без постройки домиков — поселить около поля одомашненных птиц — цесарок и уток. Цесарки едят даже змей и мышей, а утки активно уничтожают слизней. Таким образом, можно не тратиться на дорогостоящие химикаты, которые к тому же не лучшим образом скажутся на продуктах питания, а просто обеспечить хорошие условия жизни птицам. Они будут самостоятельно добывать себе корм, а вы будете получать экологически чистые продукты. Эту технологию активно применяют за рубежом, она доказала свою эффективность.

Кобчики, пустельги, чеглоки, дербники могут в большом количестве жить рядом друг с другом — они не конкурируют за территорию, но контролируют ситуацию с мышевидными грызунами. Таким образом, птицы, выравнивая численность насекомых и грызунов, приносят пользу человеку.

— Как обстоит ситуация с браконьерством в России?

— К сожалению, браконьеры продолжают отлавливать краснокнижных птиц и перепродавать их. Таким образом, редкие хищные птицы становятся еще более редкими. Сокол балобан мог бы жить в дикой природе и спокойно размножаться, если бы не браконьерство. Но как только некоторые товарищи узнают, где они гнездятся, сразу отправляются туда и отлавливают птиц. Но раньше было еще хуже: браконьеры в большинстве своем выходили сухими из воды. Сейчас же за соколов есть не только огромные штрафы, но и уголовная ответственность. Поэтому такие люди уже начинают бояться.

— В России существует такая практика: в некоторых зоопарках запрещают размножать хищных птиц, заставляют даже выбрасывать яйца. Расскажите, почему так происходит и с чем это связано?

— Этот запрет придумал Росприроднадзор. Скажу больше, и у нас в питомнике тоже есть несколько таких бумаг. Ситуация следующая: принесли мне птицу. Мы ее вылечили. Она хоть и краснокнижная, но в природу ее выпустить нельзя из-за неспособности летать или охотиться. И вот, при составлении акта я должен запросить разрешение на наше содержание редкой птицы у Росприроднадзора. Последнее разрешение мы ждали год: они его потеряли, потом отправили «Почтой России». В итоге письмо два раза вернулось обратно в ведомство.

В случае с зоопарками: иногда птицы там способны размножаться в неволе. Но Росприроднадзор, в чьем ведении находятся зоопарки и другие учреждения, содержащие животных, не дает разрешения на то, чтобы размножить редких птиц, с формулировкой «в связи с невыясненностью происхождения».

У меня по этому поводу состоялось несколько не очень приятных разговоров с чиновниками из Росприроднадзора, один из которых о том, что в «Холзане» мы специально калечим птиц, чтобы получить на них разрешение. Это, в общем-то, сполна характеризует людей, которые равнодушны к живым существам.

— Но ведь проблема не только в государственных органах?

— Разница между животными, разведенными в неволе, и теми, кто родился в дикой природе, огромная. Это касается не столько их поведения — мы можем приготовить птицу так, что никто не поймет, где она выращена. Все дело в статусе таких животных — для каждого он должен быть разный.

Сейчас все животные регулируются одними законодательными актами, в том числе законом о животном мире. Однако я считаю, и со мной согласны заводчики, директора зоопарков и других реабилитационных центров, что сравнивать рожденных в дикой природе и выращенных в питомниках и зоопарках ни в коем случае нельзя. Животные, разведенные в неволе, должны являться собственностью заводчика и не подпадать под закон об охране природы.

Если кто-то ворует птиц из природы — безусловно, он браконьер. Но если человек приобрел птицу, которая родилась, к примеру, у нас в центре реабилитации, он не вторгается в сферу деятельности государства и не нарушает его законы. Таким образом, отношения должны регулироваться Гражданским Кодексом — между покупателем и продавцом. Ни в коем случае за это нельзя наказывать ни административно, ни тем более уголовно. Часто уголовному преследованию подвергаются даже те, кто купил птицу у заводчика, но вовремя не получил у Минприроды разрешение на содержание диких животных. Государство приравнивает покупателя к браконьеру, что в корне неверно.

На мой взгляд, нужна поправка в закон о содержании животных, выращенных в неволе, а также животных-инвалидов, которых нельзя выпускать в дикую природу, и вынесение их в отдельную категорию. Мы объединились с семью зоопарками, питомниками страны, подключили кандидатов наук и создали открытое письмо, в котором просим придать особый статус тем, кто содержится в полувольных условиях, на законодательном уровне.

Фото предоставлено Олегом Светлицким