Наталья Соломеина: Миссия дизайнера — учить стилю

На вопросы информационно-аналитического агентства «УралБизнесКонсалтинг» ответила арт-директор модного дома «Соло-дизайн».

— Наталья Викторовна, в каком состоянии находится сегодня модная индустрия на Урале?

— Ситуация в этой отрасли очень тяжелая. После кризиса 1998 года государство сделало все возможное для того, чтобы фактически уничтожить собственного производителя. На рынок был запущен китайский производитель. За ним в сегменте массового производства пришли производители очень качественных и недорогих изделий, например Испания, Турция, Польша. И сейчас мы сдаем деньги за нашу одежду другим государствам. За несколько лет российская легкая промышленность прекратила свое существование. В частности, такая тенденция наблюдается и в Екатеринбурге.

Единственное исключение — Подмосковье, где негативные тенденции проявляются в меньшей степени. Там производство одежды в промышленных масштабах, легкая промышленность еще существуют. В Екатеринбурге ее теперь просто нет, практически все предприятия закрылись.

Модная индустрия смещается в сферу услуг, к индивидуальному пошиву на заказ и ателье. В результате в Екатеринбурге существует конгломерат дизайнеров: мы все трудимся хаотично, нас никто не поддерживает и не объединяет. Конечно, есть ассоциации, которые пытаются объединить всех, но, откровенно говоря, сделать это достаточно сложно. Особенно учитывая, что к этому нет экономических предпосылок, да и государство не спешит поддержать отечественного производителя одежды.

Так, к примеру, последний закон о новом налоге для индивидуальных предпринимателей, на мой взгляд, просто отбросит отрасль назад. К счастью, наш модный дом работает по другой экономической схеме, мы осуществляем деятельность в форме ЗАО. Но в целом индустрии будет нанесен серьезный урон, что не может меня не тревожить. Получается, что вместо того, чтобы каким-то образом помогать малому бизнесу, молодым дизайнерам, которые пытаются одевать, работать, творить, мы постепенно душим это направление на корню.

— С чем связаны эти тенденции? Неужели модная индустрия не может развиваться в Екатеринбурге?

— На Урале существуют все предпосылки для развития этой индустрии. Во-первых, наши вузы профессионально готовят кадры. Ежегодно 5 вузов выпускают порядка 50 специалистов в этой отрасли. Специализации «дизайнер» и «специалист по одежде» есть только в Екатеринбурге.

Но, к сожалению, большая часть выпускников не работает по профессии. Они в основном идут либо в торговлю, либо в надомники — шьют у себя на квартире. Единицы работают по профессии, но, как правило, не в Екатеринбурге. Наши кадры широко востребованы и в Москве, и за рубежом, но не на родине.

Во-вторых, Екатеринбург — крупный промышленный город, где достаточно значительную долю составляет женское население. Казалось бы, этих женщин можно было бы занять в легкой промышленности. Но местные жители категорически отказываются идти работать в ремесло, к станку или швейной машине. Как результат — стремительная деградация легкой промышленности. Сейчас у нас нет ни фабрик, ни школ, ни профессиональных кадров. Утрачена культура шитья. В результате отшивать готовые партии нам приходится в Подмосковье или в Китае.

— Могут ли Россия, Урал стать мировыми центрами моды?

— Нет, не могут. И в этом нет ничего страшного или удручающего, просто так сложилось исторически. Существует 7 стран — членов синдиката моды. Есть страны-законодатели, которые продают не столько одежду, сколько саму модную тенденцию, идею. За счет этого они формируют свой национальный валовой доход. Такие страны живут не за счет экспорта нефти и газа, а за счет экспорта силуэтов, покроя, идей и тенденций. Но даже эти мировые супердержавы модной индустрии сейчас выводят производство в азиатские страны. Они понимают, что совершенно необязательно шить одежду массовым способом на местах. Можно лишь продавать идеи, в то время как весь мир будет радостно аплодировать, потреблять такую продукцию и, в конечном итоге, сдавать деньги в кассу.

— Значит ли это, что у дизайна модной одежды в Екатеринбурге нет будущего?

— Положение тяжелое, но, на мой взгляд, не безнадежное. У нас есть дизайнеры, которые действительно хотят работать в индустрии моды. И они действительно формируют определенное пространство моды.

Так, например, я закончила архитектурную академию, первый выпуск профессора Кокаревой, и сегодня являюсь профессиональным дизайнером одежды. Существуют такие люди, как я, которые никуда не уезжают, а работают у нас в Екатеринбурге. Мы пытаемся одевать жителя нашего мегаполиса. Ведь никто не может одеть жителя Екатеринбурга так, как человек, который живет в этом городе и знает специфику региона. Бесспорно, такой специалист владеет ситуацией гораздо лучше, чем дизайнеры из Парижа, Германии, Польши, Турции, Испании или даже Китая.

У нас очень специфический регион, у нас также своеобразный генофонд, собственные размерные признаки, совершенно иная антропометрия: много разноразмерных, перегибистых женщин. И мы знаем, как шить одежду на такого клиента. А никто больше в мире этого не знает.

Даже самый лучший мировой бренд шьет одежду на манекен, мы же делаем ее для конкретного человека. Именно поэтому у нас есть свой клиент, который предпочитает шить одежду индивидуально, под себя, под особенности своей фигуры, своего имиджа, мироощущения, если хотите.

— Какое место уральские дизайнеры занимают на рынке одежды?

— Весь рынок одежды четко структурирован. Одежда — это проекция человека миру. Не зря говорят: по одежке встречают. Через одежду мы как бы проецируем себя, и мир воспринимает нас в «оболочке». Создание этой «оболочки» представляет собой колоссальный бизнес.

Кроме того, специфика региона такова, что кроме особой антропометрии у нас есть очень тяжелый климат. Впоследствии это порождает колоссальное количество одежды. Мы замечательные потребители. Нам нужна не только летняя одежда, как, например, в теплых странах: панама, шорты, тапки. Нам необходимо много комплектов на межсезонье. Только на зиму нам нужно порядка 7 пар обуви: одежда для катания на лыжах, ботинки, кроссовки, валенки и так далее. Словом, комплектность и ассортиментность этой одежды очень велика.

Мы, жители мегаполиса, пытаемся учиться и разбираться, что значит одежда, купленная в «Ашане», и что из себя представляет одежда марки Louis Vuitton, приобретенная в «Лимерансе» или Покровском пассаже. В Екатеринбурге представлены все виды одежды, все бренды и ценовые категории.

Владеть этим разнообразием может только профессионал. Как показывает мой опыт, структурирование модной одежды и всей фэшн-индустрии совершенно четко по всем экономическим законам накладывается и на нашу ситуацию, правда с небольшими изменениями.

Вершина такой пирамиды — это тенденции от кутюр, где как раз и производятся идеи. Именно в этом сегменте за одну единицу продукции, за саму идею отдаются большие деньги. Но купить такую одежду могут едва ли не 100–200 человек во всем мире.

Именно поэтому сегодня все деньги сосредоточены в более доступной ценовой категории — масс-маркет. Эта продукция продается во всех популярных магазинах, на рынках. Сегмент рынка от «Ашана» до масс-маркета колоссален. Он лежит внизу пирамиды, здесь больше всего оборота денег, но они, к сожалению, уходят в другие государства.

Средний сегмент — прет-а-порте. Это готовая одежда, которая тоже имеет свою структуру: прет-а-порте де люкс, просто прет-а-порте и прет-а-порте, которое ближе к каталогу.

Дизайнеры Екатеринбурга, как правило, живут и работают в среднем сегменте прет-а-порте. Конечно, есть те, кто занимается де люксом — шьет дорогую индивидуальную одежду; кто-то пытается выпускать серию, такая продукция уже ближе к масс-маркету.

Однако насколько правильно каждый дизайнер выбирает свой сегмент, сказать сложно. В то же время по-настоящему практикующих, работающих дизайнеров у нас далеко не много. Это направление только начинает развиваться и без поддержки может остановиться либо начать куститься совсем не в то русло.

— Какое место на рынке занимает модный дом «Соло дизайн»?

— Сейчас мы занимаемся индивидуальным пошивом в категории прет-а-порте де люкс. После кризиса 1998 года мы приняли решение о том, что мы не будем шить массовую одежду, хотя, откровенно говоря, хотели открыть фабрику. После второго кризиса мы окончательно свернули торговлю, и сейчас наша одежда представлена только в нашем шоу-руме. В Санкт-Петербурге наш монобренд был в бутике Ирины Ашкинадзе, но она его закрыла. В целом эта разруха в моде несколько симптоматична.

Но мы все же не унываем. Я занимаюсь созданием идеи: мой модный дом — это дизайн-студия, которая производит концепты, проекты, одежду на уровне идей. Также функционирует vip-ателье — это как раз одежда на уровне прет-а-порте де люкс, где мы одеваем небольшой сегмент рынка. Наш клиент — взрослый человек с высшим образованием, который экономически состоятелен, а значит, имеет возможность прийти к нам и, конечно же, обладает определенным культурным и эстетическим уровнем. Просто так, с улицы, к нам не приходят. Но те люди, которые действительно стремятся к стилю, с удовольствием пользуются нашими услугами.

Следующий пласт нашего бизнеса — это производство и продажа корпоративной одежды класса премиум. Нами одеты такие корпорации, как «Хаятт Ридженси Екатеринбург», аэропорт Кольцово, ранее клиентом были «Уральские авиалинии». 7 лет назад мы вышли на международный уровень, и наш дизайн успешно продается в корпорации на Эмиратах, где мы одеваем одну арабскую авиакомпанию.

— Какова же стоимость ваших проектов? Сколько стоит сшить, например, мужской костюм?

— Стоимость мужского костюма равна общей цене по Екатеринбургу. Классика стоит в районе 50 тысяч рублей. Конечно, бывает дешевле или дороже; повседневная одежда в стиле casual — дешевле.

Любой «наворот» в плане накладных тканей, мехов также будет стоить определенных денег. Так, например, если вы хотите сделать на классическое пальто норковый или соболиный воротник, мы выполним ваш заказ, сделаем утеплитель. Но стоимость такой продукции также вырастет.

Вообще, мы продаем любую одежду, которая востребована в Екатеринбурге.

— Сколько стоит разработка корпоративного стиля?

— Все зависит от того, насколько компания готова потратиться, какую сумму способна внести за свой образ, за свою визуализацию. Мы одеваем и небольшие рестораны, и крупные корпорации, например такие, как «Хаятт».

В целом разбег ценника очень велик. Иногда для того, чтобы получить размещение своей одежды и последующий авторский контроль, мы отдаем бесплатный дизайн-проект. Бывает, что мы продаем сам проект, а производят другие.

Условно говоря, комплексная разработка проекта с подбором материалов стоит от 5 тысяч долларов.

— На протяжении многих лет вы проводите свои персональные показы. Скажите, для вас это бизнес или все-таки имиджевый проект?

— Одно неотделимо от другого. Конечно, сами по себе такие показы не приносят денег. Это исключительно дорогостоящие, затратные мероприятия. Но я считаю, что это хороший рекламный ход. Раз в полгода мы делаем проект, который стоит 1,5 млн.; частично мы его продаем. Так, в частности, с этого года мы начали продавать входные билеты. Естественно, любые проекты предполагают большое количество партнеров, и в этом направлении мы также работаем. Очень часто наши партнеры по бизнесу плавно перетекают в такие проекты.

Грубо говоря, мы одели один банк — теперь он стал нашим партнером, поставил терминалы и перечислил небольшую сумму денег, на которые мы построили в театре декорации. Но говорить о том, что Соломеина продала 800 билетов в зале и окупила весь показ, нельзя. Это наш большой вклад на полгода в рекламную кампанию — не только нашу, но и наших партнеров. Это некий симбиоз существования нас и наших партнеров в новой экономической реальности.

— Как вы относитесь к исчезновению в Екатеринбурге собственных Недель моды?

— Действительно, после второго кризиса Недели моды в Екатеринбурге умерли. Это очень показательно, в конечном итоге это означает, что сегодня-завтра мы вообще потеряем моду в Екатеринбурге и нас будут одевать китайцы, турки, французы. Это не плохо, но и не хорошо. Если подходить к этому вопросу профессионально, со стороны бизнеса, то что-то мы, конечно, потеряем, а именно средства, которые из нашего региона уйдут совсем в чужие карманы.

Особого сожаления исчезновение подобных мероприятий не вызывает у меня и потому, что сами по себе уральские Недели были, мягко говоря, весьма специфическим мероприятием. Так как делались они на деньги спонсоров, то и превращались в спонсорские показы, на которых дизайнерам просто не было места.

Неделя моды должна быть как выставка, как ярмарка, которая показывает присутствие всех дизайнеров, производителей — словом, всех тех, кто профессионально занимается одеждой. У нас же в Неделях моды участвуют одни студенты, поэтому и получается Неделя моды имени того или иного спонсора. Это неинтересно.

— Как вы видите свою миссию в индустрии?

— Несмотря на все трудности, я продолжаю работать в Екатеринбурге и не собираюсь никуда уезжать. Ведь здесь для дизайнера работы непочатый край — и в плане обучения стилю, и в плане переодевания.

В данном случае моя миссия больше пропагандистская. Я рассказываю, что такое стиль, что такое мода, я учу людей одеваться. Ведь после дефицита советского времени люди, получив современный тряпичный рай, сегодня не могут сориентироваться в нем. У нас даже нет культуры шопинга, мы это просто не умеем. К примеру, мы не понимаем, чем отличается юбка, купленная в «Дирижабле», от юбки, купленной в Mango. Некоторые считают, что европейские бренды, которые специализируются на недорогой качественной молодежной одежде, к примеру такие, как Mango или Benetton, допустимо носить в 30–40 лет. Это невозможно. Для многих остается неясным, почему всю жизнь человек не может одеваться в «Ашане», хотя там в принципе неплохая одежда. В этом плане миссия дизайнера — учить стилю, учить одеваться, потреблять эту одежду.