Максим Щибрик: Девальвация дала преимущество российским производителям

На вопросы журналистов ответил вице-президент Русской медной компании по финансам Максим Щибрик.

— Валютные колебания оказались на руку экспортерам. Русская медная компания экспортирует 95% своей продукции; получается, вы должны быть в выигрышной ситуации. Это действительно так?

— Мировая экономика находится не в лучшем состоянии, происходит глобальное снижение цен практически по всему диапазону сырьевых материалов. В 2016 году мы, наверное, будем наблюдать самые низкие цены на медь за последнее десятилетие. Все аналитики предполагают, что среднегодовая цена на медь в этом году не будет превышать 4,8 тыс. долларов США за тонну.

Очевидно, что при снижении цен на медь долларовая составляющая нашей выручки снизилась. Но при этом рублевая выручка возросла за счет девальвации. Наша консолидированная выручка по 2015 году составила порядка 74 млрд руб., а в 2014 году она составляла порядка 53 млрд — налицо очевидный рост. Девальвационные процессы, которые начались в 2014 году, сильно поддержали российских экспортеров как меди, так и стали и нефти.

— Какие угрозы для себя вы видите на мировом рынке?

— Мировое потребление меди составляет порядка 22 млн тонн в год, и более 50% этого потребления приходится на Китай. Конечно, и реальное замедление китайской экономики, и ожидание этого замедления в любом случае отражается на общей картине.

— Но вы на Китае не сильно завязаны?

— Да. Мировая система продажи биржевых товаров — она особая. Это система глобальных трейдеров, она связывает покупателей и продавцов. Мы продаем свою продукцию трейдерам, а они уже работают непосредственно с потребителями. Но мы постоянно мониторим, куда поставляется наша продукция. Удивительным для нас образом, основные потребители Русской медной компании за последний год — это предприятия по производству кабеля, расположенные на территории Ближнего Востока, Египта. В прошлом году также увеличились объемы поставок в Европу — в бывшую Югославию, в Грецию.

— А внутренний рынок вас совсем не интересует?

— Россия в области производства меди исторически является страной-экспортером. Среднегодовой объем производства в России — порядка 900 тыс. тонн меди в год. В мировом объеме производства это, к слову, не более 5%. При этом внутреннее потребление, к сожалению, оставляет желать лучшего — это порядка 300-350 тыс. тонн. Поэтому все три основных производителя меди — «Норникель», УГМК и Русская медная компания — ориентируются на экспортные рынки.

К тому же у нас есть негативный опыт работы на внутреннем рынке. В 2008 году мы столкнулись с ситуацией, когда в результате краткосрочного резкого падения цен на медь в четвертом квартале у нас возникли проблемы с оплатами за готовую продукцию со стороны российских потребителей. Эти проблемы продолжались длительное время — мы регулировали их весь 2009 год, — после чего было принято решение переориентировать свои основные продажи на экспортный рынок.

— Вы уже упомянули других участников рынка. Свердловский регион является домашним не только для вас, но и для УГМК. Вы конкурируете друг с другом?

— Мы не ощущаем никакой конкуренции с точки зрения продаж. Наверное, как и в любой другой сфере, мы сталкиваемся с вопросами конкуренции с точки зрения кадров. Но это сложно назвать конкуренцией, это нормальное взаимодействие бизнеса, когда обе стороны дополняют и улучшают позиции друг друга.

— Вы добрые соседи?

— Абсолютно верно.

— В феврале в Екатеринбурге проходило выездное мероприятие Петербургского экономического форума. Одной из основных его тем стала работа с экспортерами. Представители Российского экспортного центра рассказывали об инструментах поддержки, которые они готовы предложить компаниям. РМК, например, получила от РЭЦ финансирование под один из проектов всего под 2%. В связи с этим интересна ваша оценка как представителя крупной экспортной компании: действительно ли РЭЦ нужен экспортерам, насколько он эффективен? И второй вопрос — про уже упомянутые 2%: как возможна такая низкая ставка?

— Относительно РЭЦ скажу, что подобная система работает во всех странах мира. В Германии это агентство «Гермес», в Америке — ЭКСИМбанк. Этой системе десятилетия, и она показала свою эффективность.

— В России часто пытаются заимствовать лучшие практики, но не всегда это получается эффективно. Не получится ли, что РЭЦ будет поддерживать в первую очередь такие компании как ваша — то есть очень крупный бизнес, который, к слову, чаще работает в сырьевой экономике?

— На мой взгляд, то, что финансирование РЭЦ затронуло сырьевые компании, скорее, исключение, чем практика. Почему мы первыми получили такое финансирование? Ответ прост: мы лучше других осведомлены обо всех возможных инструментах финансирования, у нас есть колоссальный опыт. Но я уверен, я неоднократно обсуждал это с представителями и РЭЦ, и «Эксар», что основная цель — это обеспечить увеличение экспортных продаж высокотехнологического бизнеса, в том числе в сфере машиностроения, атомной энергетики.

— Ставка в 2%, которую смог обеспечить для вас РЭЦ — отличная, она сопоставима со ставками зарубежных банков. Но вы имеете возможность работать напрямую с иностранными банками. Ваши отношения с ними изменились? Они больше не предлагают кредиты под 1,5-2%?

— Если мы говорим про европейские банки, то они сегодня, несомненно, очень заинтересованы в работе с российскими компаниями.

— Вопреки всем существующим стереотипам?

— Да. Причина в том, что той доходности, которую они получают, кредитуя российских производителей, они никогда не получат на своих рынках; кредитные ставки в Европе значительно ниже. Кредитные ставки для крупного бизнеса в России выше, чем кредитные ставки даже для малого бизнеса в Европе. Поэтому, конечно, они заинтересованы. Влияют ли санкции? Конечно, влияют. Банки боятся исков и штрафов, которые могут быть наложены на них со стороны не только европейского, но и в большей степени американского регулятора, который в последние годы часто штрафовал европейские банки на крупные суммы, по сути дела, за право работать на американском рынке. И они платили эти огромные штрафы, исчисляемые миллиардами долларов. Поэтому, конечно, они внимательно присматриваются к своим потенциальным российским клиентам: что это за компания? Находятся ли ее акционеры или отрасли, в которых она работает, в санкционном списке? Связано ли финансирование с поставками, продажами или изготовлением оборудования двойного назначения?

К счастью, мы — компания, не попадающая под санкции, и в этих условиях нам удается продолжать работать, в том числе и с западными банками. В качестве примера могу сказать, что в прошлом году, спустя полтора года после введения санкций, нам удалось закрыть первую сделку международного финансирования на наш казахстанский дивизион — мы привлекли от синдиката международных банков новый четырехлетний кредит на 10 млн долл. США.

Но могу сказать, что ставки выросли. Если до 2014 года кредитная маржа для российских компаний составляла 1-4%, то в настоящее время минимальный диапазон — от 3% до 5%. Можно смело сказать, что за счет санкций и снижения кредитного рейтинга России кредитные ставки для российских потребителей выросли на 1,5-2%, при этом сократилось количество предприятий, которые могут получать эти кредиты.

Если вернуться к кредиту, который мы получили при поддержке РЭЦ — для нас это в большей степени пилотный проект. Было важно показать другим и самим убедиться, что это работает, а также помочь «Росэксимбанку» реализовать возможности финансирования под льготный процент. 2% годовых сегодня — это ниже, чем мы можем привлекать с международных рынков капитала.

— 2%, которые может предложить РЭЦ, не способен предложить ни один российский банк. Вы взаимодействуете сейчас с российскими банками?

— Да. Мы в определенном плане находимся в привилегированном положении, потому что обеспечиваем приток валютной выручки.

— Но учитывая процентные ставки, вы же не пойдете в российский банк брать кредит?

— Пойдем. Объясню почему. Во-первых, снизилось число иностранных банков, готовых кредитовать Россию. Если раньше это было порядка ста международных финансовых институтов, то сейчас их количество сократилось примерно до 20. Второй момент — сроки. Раньше сделка от начала договоренностей до ее завершения занимала два месяца, сейчас на это может уйти до года.

С точки зрения оперативности российские банки значительно быстрее. С точки зрения стоимости денег, цена, конечно, очень высокая. При ключевой ставке в 11% даже компания нашего кредитного уровня может привлекать кредиты на уровне не ниже 13% годовых в рублях, в валюте — не ниже 7%. Одно из основных направлений, которое может повысить экономическую активность в стране — это снижение процентных ставок и доступность кредитных продуктов для более широкого списка компаний.

— Не только для таких больших компаний, как ваша?

— Конечно. Необходимо обеспечить равные возможности для среднего и крупного бизнеса в том, что касается доступа к финансовым ресурсам. И снижать их стоимость.

— Сейчас во многих компаниях используется ручное управление. В вашей компании это тоже так?

— Не может быть так, что в одном секторе хорошо, а везде плохо. Мы в любом случае живем и работаем в нашей стране, у нас те же проблемы, что и у другого бизнеса.

Из положительного — мы спокойно и уверенно ощущаем себя с точки зрения выручки. У нас долгосрочные контракты и нет проблем с реализацией готовой продукции; более того, при контрактовании объема 2016 года заявки на продажу от наших иностранных партнеров были даже выше, чем мы можем произвести. Несомненно, девальвация дала российским производителям определенное преимущество.

Но за девальвацией следует инфляция. Поэтому сейчас важен контроль за издержками. Если не контролировать издержки, то инфляционные процессы моментально ликвидируют преимущества, которые экспортная компания получила в результате девальвации национальной валюты.

— Инвестпроекты не будете сворачивать?

— Ситуация кризиса всегда двоякая. Я считаю, что если в настоящий момент компания имеет доступ к денежным ресурсам, то, несомненно, необходимо инвестировать, чтобы получить в будущем дополнительную прибыль при восстановлении экономики.

— А когда это случится, по-вашему? Я понимаю, что прогнозы сейчас давать страшно.

— В прошлом году мы ожидали, что все восстановится в этом году. Но просвета пока не видно, и уже никто не готов строить долгосрочные планы. Если смотреть по нашей отрасли, то восстановление на рынке меди и рост цен ожидается к концу 2017 года. Если исходить из того, что исторически цикл роста цены на медь в течение 6-12 месяцев опережает общее восстановление экономики, то можно сказать, что, наверное, в 2018 году мы будем наблюдать существенное улучшение и возобновление экономики в целом.

На самом деле, сейчас очень интересная ситуация — крайне много неизвестных, происходит структурное изменение экономики.

— Грядет новая волна, нас ждет новый экономический бум?

— Наверное, да. У нас был бум энергетических компаний, был бум информационных технологий. Сейчас, наверное, должно появиться что-то новое.

— А что?

— Может быть, биотехнологии.

— Технологии, связанные с организмом человека?

— Возможно, мы же его почти не знаем. Насколько мне известно, именно в этой области сейчас идет много интересных исследований.

Возникают новые факторы, которые невозможно учесть в существующих экономических моделях. Именно поэтому аналитики не могут дать более точные прогнозы на ближайшее время. Но сам момент крайне интересный — нас всех ожидает что-то новое.

РМК