Дмитрий Москвин: Екатеринбург верхний и нижний

На вопросы ИАА «УралБизнесКонсалтинг» ответил генеральный директор ивент-бюро «Рыжий» Дмитрий Москвин.

— Дмитрий, можно ли сегодня говорить о существовании некоей целостной «екатеринбургской идентичности»? Некоего культурного кода, присущего нашему городу и однозначно ассоциирующегося с ним как у жителей, так и со стороны?

— Это интересный и продуктивный вопрос. Культурный код города не настолько очевиден и не настолько прозрачен, как кажется на первый взгляд. И о нем необходимо говорить, его надо выявлять, в том числе в символическом поле города. Это необходимо как при принятии решений о внешнем позиционировании города, так и при поиске нашей внутренней идентичности.

Важно понимать, что наша идентичность — очаговая, разодранная. И присущая ей многоплановость связана не только с временными эпохами — досоветской, советской, пост-советской. Она связана и с такими ментальными «цивилизационными» конструкциями, как, например, горнозаводская цивилизация, как называет ее писатель Алексей Иванов. Обо всем этом я стараюсь размышлять в культурных акциях, которые провожу в рамках деятельности ивент-бюро «Рыжий».

— Нет ли у вас ощущения, что за последние 15-20 лет имидж города кардинально изменился, и все прежние культурные коды были забыты? Та же горнозаводская цивилизация исчезла из города?

— Нет, я не думаю, что культурные коды ломаются так быстро. Они могут какое-то время не проявлять себя с прежней очевидностью. «Спящие символы» — интересное поле изучения и экспериментов в сфере культурной политики или борьбы идентичностей.

Екатеринбург развивается, в нем появляются новые постиндустриальные слои. Но это не значит, что коды исчезают. Нынешнее развитие было запрограммировано достаточно давно, еще в советские 80-е годы. Именно тогда в концепции развития Свердловска была четко обозначена идея о выносе промышленных предприятий за пределы города. Об этом можно прочитать в путеводителе по Свердловску 1983-го года. В этом смысле всё, что делала команда Чернецкого последние 20 лет — это исполнение еще доперестроечного плана. Но в итоге нынешний Екатеринбург торговых центров — это определенное возвращение к истокам, к XIX веку, когда он был купеческим, торговым городом.

Есть вещи, которые действительно полностью утрачены. Например, город перестал быть центром камнерезного и ювелирного искусства. «Уральские самоцветы» превращены в исторический сюжет, для которого, кстати, почти не осталось символических зацепок. Например, если мы посмотрим на изображение Екатеринбурга начала ХХ века, то увидим темно-зеленые крыши — своеобразная отсылка к малахитовой истории. Сейчас их осталось несколько штук, и они уже ни к чему не отсылают. Гранильная фабрика, «Ювелиры Урала» — все исчезло.

Если говорить о горнозаводской цивилизации, то она изжита из центра Екатеринбурга. Но есть окраинный Екатеринбург, который в этом смысле оказывается гораздо ближе к истокам: район Уктуса, Химмаш, Вторчермет, Уралмаш. И когда в рамках развития туристической политики пытаются выстроить «горнозаводские» маршруты, то они должны идти не по центру города, а по окраинам.

— Может, в этом плане перспективнее малые города-заводы? Или Нижний Тагил?

— Такие идеи есть. Но пока и там вести туристов некуда. Тот же демидовский музей-завод в Тагиле не функционирует в режиме постоянной экспозиции. Нет навигационной системы, инфраструктуры для туристов. Невьянск имеет определенные перспективы в этом направлении, но там завод практически уничтожен в пользу башни, которая сама по себе выглядит достаточно нелепо без привязки к индустриальному ландшафту.

— Сейчас этот индустриальный пласт уходит из имиджа города?

— Как ни странно, он очень прочно укоренен в сознании людей, особенно — власть придержащих. Любые попытки говорить о постиндустриальном будущем вызывают у них ступор. Для них Екатеринбург — промышленный город, город-завод!

И в этом глубоком внутреннем символическом конфликте мы продолжаем жить. Индустриальный и торговый город накладываются друг на друга, сменяют друг друга торговая и индустриальная эпохи в его развитии. Он начинался как завод, потом жил как купеческий центр, потом пережил индустриализацию ХХ века и вновь стремится к роскоши купеческих особняков, реинкарнировавших в элитные жилищные комплексы.

Индустриальность сегодня служит больше интеллектуальным конструктом, наполненным символическим, а не реальным смыслом. Этим хорошо воспользовался Государственный Центр Современного Искусства, который устраивает в заводских помещениях Уральскую биеннале современного искусства. Но мне не очевидно, что простые горожане воспринимают эти метафоры и культурные коды. Получается рефлексивная позиция, с которой индустриальность воспринимается как некое наследие.

— А какие тогда коды сейчас воспринимаются самими жителями и воспроизводятся? В области идентичности?

— Если честно, я не знаю. Чтобы выявить эти коды, нужны очень серьезные исследования. Я пока фиксирую три вектора. Первый — охранительский, строящийся вокруг особняков XIX века, Бажова и расстрела царской семьи. Второй — консервативный, он формируется вокруг индустриального прошлого города-завода и предполагает его развитие. Есть еще вектор инновационный, который ищет пути через пока что очень классические западные образцы, от небоскребов до способов самоорганизации инициативных горожан. Кстати, именно третий вектор лежит в основе видения культурного развития Екатеринбурга, который исповедует городская администрация.

— Можно ли говорить о символическом значении отдельных районов Екатеринбурга?

— Конечно, этот так. Например, Плотинка, на мой взгляд — это своеобразный «вход в ад»: место, где исчезают, проваливаются под землю культурные и исторические пласты Екатеринбурга. Туда ушла екатеринбургская крепость, железоделательный и монетный заводы, затем гранильная фабрика, которая делала имя Екатеринбургу. Туда же рухнул однажды храм св. Екатерины, ну и последнее — это замечательная в художественном плане краснознаменная группа с орденом Ленина, которая тоже туда провалилась. То есть в центре города у нас символический вход в преисподнюю. А вокруг него — современный блистающий центр, который о 300-летней истории Екатеринбурга уже рассказать ничего не может. Символично.

Интересным представляется и сопоставление-противопоставление двух «городов» — «Верхний Екатеринбург» и «Нижний Екатеринбург». Оно интересно в мифологическом плане. Исторически получилось так, что город был зажат между двумя — Верх-Исетским заводом и Нижне-Исетским заводом.

Сегодня этот концепт обрастает новой мифологией. В районе Верх-Исетского пруда планируется построить ЭКСПО-2020. Макет площадки, представленный в очередной раз на Дне города — не конкретный, но яркий, цветной, привлекательный, интересный и насыщенный — рисует нам образ некоего, условно говоря, небесного града, «Верхнего Екатеринбурга». Он превращается в спасительную мечту, которой власти хотят заразить город и через ее воплощение осуществить рывок в развитии. Получается, что «Верхний Екатеринбург» — это город идеальных возможностей, город-мечта, город будущего, город — спасение.

Кстати, интересны и исторические параллели этого нынешнего «небесного града». Ведь откуда взялся Верх-Исетский завод, Верх-Исетский район, Верх-Исетский пруд? Тут прослеживается историческая логика и вековая предопределенность. Верх-Исетский завод возник через 3 года после Екатеринбургского как своеобразная «подстраховка» на случай, если последнему не хватит мощностей. То есть он строится как спасение для Екатеринбурга.

Потом эта же история повторилась в 1920-е годы. В планах развития тех лет ВИЗ становился точкой роста, новый «небесный город», но на этот раз — советский. Здесь была построена водокачка, начали возводить электростанцию. Место должно было стать точкой энергетической подпитки города.

Но потом меняется экономическая конъюнктура, город прирастает Уралмашем и Эльмашем, а в «Верхнем городе» все приходит в запустение. Появляется название «Куба» — что-то далёкое, оторванное, островное, и на последующие почти 90 лет эту часть города оставляют в покое.

Сейчас, через 90 лет, у этого места — третья попытка стать «небесным Екатеринбургом». Если там появляется площадка ЭКСПО, то мы действительно получаем альтернативное видение будущего города. Пустырь превратится из Кубы в остров Утопия, иное измерение города.

— А как же «Нижний Екатеринбург»?

— Очевидно, что это район Нижне-Исетского пруда, место несбывшихся ожиданий города. Здесь рядом в небытие канул Уктусский завод — отец уральской горнозаводской цивилизации. Нижне-Исетский завод был заложен в 1789 году по той же абсолютно логике, что и Верхне-Исетский: Екатеринбург не справлялся. Его надо было подстраховать. Получается, эдакая вторая попытка. Но завод ждала печальная судьба: он сгорел. Потом через несколько лет его начали строить заново, но уже утратив эту мифологию. В этом смысле Химмаш и вообще весь этот район до сих пор где-то на отшибе — что-то такое для жителей центральной части и уж тем более Верхнего Екатеринбурга абсолютно непонятное.

А Исеть (берусь за мою любимую тему) — это река, которая скрепляет эти 2 града, проходит через Плотину-преисподнюю и дальше устремляется к Нижнему Екатеринбургу и к нижней части города, которая тоже, мне кажется, имеет большой и богатый потенциал. Там же осталась и горнозаводская цивилизация, о которой мы уже говорили. Это район Елизавета, район самого Химмаша, дальше уже Арамиль. Там как раз остается та «екатеринбургскость», которая была до революции: что в плане застройки, что в плане самой местности, которая очень хорошо показывает, как сосуществовали пруды, плотины и заводы.

— Одна из отличительных черт Екатеринбурга — полное отсутствие визуально узнаваемого символа города. Можно это как-то объяснить?

— Это общая проблема многих советских городов. У них не было своего лица. У нас в стране вообще по пальцам одной руки можно пересчитать городские бренды. Так что тут мы не уникальны.

Если смотреть на тенденции брендирования конца 2000-х годов, то трендом был уход от прямолинейного использования символики архитектурных форм. Предпочитали что-то более абстрактное и читаемое, не так однозначно «в лоб». Так что нам, возможно, стоит прекратить бесконечные дискуссии относительно символа города и сделать уже что-нибудь новое, что сможет стать символом, брендом города. Для этого нужно приглашать, как мне кажется, абсолютно нейтральных, желательно абсолютно далеких от российской действительности товарищей. Ну или принять за аксиому «Екатеринбург — город, которому бренд не нужен».