Алиса Прудникова: После «Иннопрома» разговаривать с бизнесом стало легче

I Уральская индустриальная биеннале современного искусства, Ночь музеев, лучшая экспозиция на промышленной выставке «Иннопром». Под руководством Алисы Прудниковый проект минкультуры РФ — ГЦСИ — постепенно превращается в востребованный рынком культурный продукт. Сможет ли сфера искусства сбросить с себя клеймо дотационности и превратиться в один из механизмов развития рынка? Что сегодня происходит в этой отрасли и почему стенд ГЦСИ превзошел все инновации на «Иннопром-2011»? На вопросы ИАА «УралБизнесКонсалтинг» ответила директор Уральского филиала Государственного Центра Современного Искусства Алиса Прудникова.

— Алиса, насколько сегодня в России развита сеть центров современного искусства? Как в этой сфере взаимосвязаны государственные и частные инициативы?

— Бум современного искусства начался в России сравнительно поздно. ГЦСИ стал первой организацией федерального значения и государственного статуса, которая занималась проблемами современного искусства России в 1992 году. Сейчас только в Москве разного рода институций современного искусства более 50 плюс более 300 частных галерей — конкуренция серьезная. Самые громкие финансируются частными инвесторами: центр современной культуры «Винзавод», «Гараж», совершенно потрясающий институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка», который стал живой пульсирующей точкой в Москве. В них во всех может вырасти уже следующее поколение, ориентированное на ценности креативного мышления.

— А в регионах?

— В регионах ситуация, конечно, другая. Долгое время было мало альтернатив созданным филиалам ГЦСИ в крупных региональных центрах — Калининграде, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге. Серьезное отличие российской системы современного искусства в том, что в этой сфере все очень персонально и зависит от фигуры лидера. Насколько ты эффективно привлекаешь средства, можешь ли заинтересовать партнеров и т.д., получается что политика этих центров формируется из потребностей на местах. Каждый из российских центров создает вокруг себя поле культурного напряжения, которое все расширяется, и туда вовлекаются новые люди. Уральский ГЦСИ мы позиционируем как инфраструктурный проект, необходимый для любого нормального города, делаем ставку на крупные проекты, куда можно привлечь серьезные инвестиции федеральных денег.

— Правильно ли говорить, что сейчас формируется некий общероссийский тренд по возрастанию значимости искусства в обществе?

— Да, можно так говорить, и я считаю, что это огромное достижение. Сейчас возник определенный голод, всем нужен какой то выход в зону интеллектуальности, концептуальности и новых идей. Думаю, нам всем стоит понять простую вещь: культура — это не область чего-то высокого, это область досуга — умного, хорошего, просветительского. Но пока культурного предложения, как провести этот досуг у нас в городе, не так много.

Человеческая потребность в постоянном расширении собственного горизонта создается как раз тем, что происходит в городе: насколько он культурный, насколько в нем интересно жить, почему отсюда не хочется уезжать или, наоборот, хочется. Вот почему мы все в Москву хотим, помимо финансовых бенефитов? Там просто жить интереснее, там у человека больше выбора. Сейчас идет дикая конкуренция между городами, и все региональные центры воюют между собой не только за инвестиции или крупные бренды. Все эти структуры не будет работать, если людям с классными мозгами будем нечего делать после работы.

Важно, когда у города появляется не просто событийное предложение, но набор конкурентоспособных проектов, брендовый культурный продукт, за которым интересно приехать из любой точки мира.

— Этот общественный запрос на искусство как-то коррелируется с государственной ставкой на развитие экономики и инноваций?

— На мой взгляд, культурная индустрия — это производство и трансляция смыслов и ценностей. Никто не воспримет инновации, пока они не станут частью нашего ментального опыта. А искусство как раз выводит человека в область проблемного, другого взгляда на привычные вещи или процессы. Человек при столкновении с искусством задает себе вопросы и учится на них отвечать. В частности наша выставка на Иннопроме — об этом. Мы смотрим не на технологию, а воспринимаем образы, которые она производит. Чем больше таких, грубо говоря, «контактов», тем лучше. Сегодня ситуация поворачивается к этому, и искусство уже перестает восприниматься как вечно дотационная зона, а действительно становится рабочим инструментом для трансформаций.

— То есть общественный всплеск и государственная политика совпадают?

— Думаю, что государственной политики недостаточно, пока есть только два глобальных примера — это премия Инновация и московская биеннале современного искусства. Остальное — «Стрелка», «Винзавод» — сделано на частные деньги. В основе любого значимого в масштабах города и страны социокультурного проекта пока лежит частный капитал. Новый этап начнется тогда, когда мы выйдем на государственно-частное партнерство в этой сфере. Самый крупный проект нашего уральского филиала ГЦСИ — это Уральская индустриальная биеннале, основной бюджет на которую мы получаем от Министерства культуры РФ. Но для того, чтобы воплотить все амбиции этого проекта, нужно в 6 раз больше денег, и здесь начинается чистый процесс фандрейзинга.

— Почему бизнес поддерживает искусство? Это продолжение тенденции общественного голода, или предприниматели хотят получить свои, чисто коммерческие, результаты?

— Получение прибыли? Несомненно. Искусство, на самом деле, является неким входным билетом, пропуском в высшее общество, мощным источником лобби. Искусство — это область селебритис, война амбиций. Если вы откроете журнал «Forbes», вы увидите, какие позиции занимают все эти люди, которые спонсируют крупнейшие культурные объекты страны. Любой бизнес, который мыслит себя амбициозно и далеко вперед, будет преподносить себя миру именно через культуру, приобщаясь к продвинутым идеям. Да, культура и здесь выступает как некий инструмент — инструмент продвижения и позиционирования. Возьмите любой центр культуры — это инвестиционно-девелоперский проект, а не голимая благотворительность для тех, кто захотел оставить свой след в истории. И все проекты в итоге при правильном руководстве и управлении приносят прибыль.

— А в Екатеринбурге насколько активно бизнес взаимодействует с искусством?

— У нас есть разный опыт. Если говорить про большие проекты, такие как биеннале, то здесь было больше поддержки со стороны крупных федеральных компаний. Да, иногда шла помощь и от регионального подразделения компании, но переговоры мы все равно вели с головным офисом в Москве. Думаю, что в Екатеринбурге сотрудничество с бизнесом только начинается. Я потратила полтора года только на то, чтобы «зайти» на заводы. Это ведь живой бизнес, действующие предприятия, и мы лишь совсем недавно вышли на одну волну, увидели взаимный интерес друг в друге. Это потребовало концептуальных ходов и решений: как с ними говорить, что им интересно в этой сфере? Понимание бизнеса, какие профиты и бенефиты он может с этого получить, возникло далеко не сразу.

Но сейчас уже налажен правильный процесс: после «Иннопрома» я поняла, что мне легче разговаривать с бизнесом. Я уже могу оперировать цифрами. До этого самой большой проблемой было говорить с бизнесом на одном языке: языком цифр и коммерческих предложений, например, о сроках окупаемости и о результате в культуре, поскольку он не очевиден и трудно просчитываем в цифрах. Но он, несомненно, есть. Наши коллеги из Сан-Хосе в Калифорнии посчитали, что проведение одной биеннале ZERO1 привлекает в город 20 млн. долларов. Наша же проблема в том, что в России пока еще нет таких финансовых аналитиков. То, что есть на данный момент, создано усилиями отдельных менеджеров от культуры, которые, действуя проектно, совмещают интересы культуры и бизнеса.

— Продолжая тему фандрейзинга. Помимо вложения частного капитала и государственного финансирования, современное искусство широко использует труд волонтеров. Можно ли этот ресурс назвать также рыночным механизмом, хоть он и не требует финансовых вложений?

— Волонтер — это человек, который имеет от проекта нематериальную прибыль. И это слово «прибыль» присутствует всегда и везде. Просто его можно измерить разными категориями, не только чистым рублем. Волонтеры получают уникальную практику проектной деятельности, изучая весь процесс изнутри — без этого не вырастает ни один успешный топ-менеджер. А дальше начинается система рекомендательных писем. Люди, которые со мной работали, где только не устроены, куда только не уехали. У них открываются перспективы.

— Получается, что волонтерское движение, по сути, формирует рынок профессионалов?

— Да, действительно, волонтерское движение серьезнейшим образом готовит молодую рабочую силу.

— Бизнес-сообщество несколько поразил тот факт, что лучшим стендом на «Иннопром-2011» стала выставка Центра современного искусства. Как так получилось, что непромышленная экспозиция стала лидером среди промышленных и инновационных экспонатов?

— Мы сделали свой стенд на «Иннопроме», чтобы еще раз доказать, что современное искусство — это такая же объективно необходимая часть жизни, как и промышленность, например. Мы работаем с инновациями в гуманитарной сфере и намеренно сделали очень технологическую выставку, все экспонаты которой были созданы в соавторстве с учеными, а художники предали технологиям важное эстетическое измерение. Дефицит смысла — это серьезный диагноз, который можно поставить сегодня обществу. Но в искусстве этот смысл всегда можно найти.

Одна из работ — «Остаточный мыслепоток» Дмитрия и Елены Каварги — художник представил искусственный организм, в котором воссоздал человеческий мыслепоток, и он был настроен на спокойную, умиротворенную волну. Когда человек входил в резонанс с этим организмом, он давал об этом знать резким звуком — да, есть контакт. Это почему-то вызывало столько счастья у зрителей, как будто они встретились с инопланетянином. Этот экспонат был одновременно очень сложен в техническом плане и очень прост: зритель получал энергетику обратной связи. Вот эта интерактивность очень востребована сейчас. Если вернуться к мысли о том, что искусство — это инструмент, то это, прежде всего, инструмент коммуникации. Он позволяет по-особому поговорить не только с миром, но и с самим собой.

— В практическом плане «Иннопром» принес Вашему Центру какие-то дивиденды?

— Мы организовывали не только выставку, но и два круглых стола, один — совместно с компанией «Майкрософт» о перспективах взаимодействия IT и арт-кластеров. Думаю, это серьезнейший шаг к сотрудничеству уже в формате биеннале. И второй — «Искусство. Бизнес. Инновации» — как раз на тему того, о чем мы с вами разговариваем: как современные культурные практики создают базу для инноваций в социальной сфере, промышленности, науке, образовании.

Наверное, можно оценить «Иннопром» как еще один шаг к тому, чтобы современное искусство всегда присутствовало в пространстве как идея.