На вопросы информационно-аналитического агентства «УралБизнесКонсалтинг» ответил фотограф Дмитрий Здомский. — Дмитрий, фотография — это бизнес или нет? — Я уверен, что фотография является бизнесом. Прежде всего потому, что на нее существует спрос. При этом, как ни парадоксально это звучит, на мой взгляд, фотография стала рекламным довеском к продаже фототехники. В мировой практике множество фотографий делается и публикуется для того, чтобы дать потребителю толчок к покупке той или иной системы. Происходит это из-за высокой конкуренции между производителями фототехники: на узкий сегмент рынка идет достаточно сильная экспансия различных марок.
Такова ситуация в первом приближении. Следующие толчки возникают, когда потребительский сегмент наполняется фотоизображениями. Появляется не очень развитое до этого времени, спорное различие между профессиональной и любительской фотографией с хорошим техническим уровнем.
— Чем сейчас отличается любитель с фототехникой высокого уровня от профессионального фотографа? — Собственной глупостью. Не побоюсь этой резкой формулировки. Любитель, вооруженный хорошей техникой, остается любителем в плане понимания того, как она применяется и зачем она нужна. Заработав денег, человек покупает хороший комплект техники, но не умеет им пользоваться и, что называется, просто «щелкает». Профессионал в идеальной ситуации достает подходящий по техническим характеристикам объектив, который лучше всего отработает для этой задачи. И получит снимок или серию снимков, которые выглядят уместными и подходящими.
— Для потребителя такие нюансы могут не иметь значения. Ему все равно, снимает сосед-любитель или профессионал за вознаграждение. В чем разница для потребителя? — Мы переходим от технической к персонально-профессиональной стороне вопроса. Разница проста и до какого-то момента неощутима. Если тебя снимает друг или подруга, умеющая обращаться с фотоаппаратом и зарабатывающая на этом деньги, у вас хорошее взаимопонимание, она внятно объяснила, что хочет, ты понимаешь, как себя вести здесь и сейчас, то в этом случае картинка будет похожа на профессиональную. А если человек в большей степени любитель и в меньшей степени понимает, что он делает, он просто «фоткает». Казалось бы, чего сложного? Вышли на берег и давай фотографироваться. Девушка же красивая, грудь торчит из бикини. Профессионал тем и отличается, что он понимает, откуда и куда мы идем и какие необходимы шаги в процессе фотосессии в общении, в психологической подготовке модели.
Это громко звучит, но всегда присутствует. Чтобы человек чувствовал себя более расслабленно, но был собран в определенном контексте.
— Любое хорошее торговое предложение укладывается в одно-два слова, слоган. У потребителя есть выбор: обратиться к профессиональному фотографу или «пусть пощелкают, лишь бы было». Можно ли очень просто и внятно объяснить человеку, зачем ему надо платить фотографу? — Профессионал должен уметь воплотить самую изощренную и заковыристую из задач, в которые сливается как художественный замысел, так и рекламный слоган. Профессионал должен уметь наиболее экономно воплотить это в жизнь. Всё должно получиться с одной попытки с запасным вариантом.
При этом в стоящей перед ним задаче будут сливаться, как я уже сказал, художественный и рекламный замыслы. Чтобы товар или услуга проходили явным контекстом, но при этом чтобы картинка не была собрана, как конструктор Lego, а слита, спаяна. Профессионал должен это уметь. Если у тебя это не получилось, значит, либо идея была недостаточно хорошо спаяна, либо ты не очень четко сработал.
— Свадебная фотосессия бизнес-класса стоит, условно говоря, 40 000 рублей за день съемки. Два дня — 80 000. Если фотограф загружен весь месяц, то умножаем на 4 и получаем 320 000 рублей. Вычитаем все расходы, бензин, налоги и получаем в сухом остатке 100—200 тысяч. С точки зрения бизнеса это зарплата хорошего директора. Но тут нет перспективы роста? — Более того, при такой модели фотограф «выгорит» через 1,5—2 года. Причем выгорание будет происходить постепенно. Сначала начнешь уставать. И либо будет требоваться больше усилий, либо будет падать уровень. Поэтому фотографу приходится работать меньше, и вместо 320 000 у него будет 180 000. Но такой уровень человек может держать несколько месяцев, если не сидит на тех или иных стимуляторах. Но если себя чем-то стимулировать, от глубоких медитаций до наркотиков, даже самые безопасные способы будут отнимать больше времени и ты не сможешь дальше работать в таких темпах. Например, не 5 съемок в неделю, а 3.
Причем выгорают все, это лишь вопрос времени: кто-то за год, кто-то за 3, а кто-то за 5. Конечно, некоторые, почти выдохшись, тянут десятилетия, но по ним это сразу видно. Получается, что фотография — достаточно неприбыльный бизнес.
— В прошлом году по Екатеринбургу было зарегистрировано 12 тысяч браков. Сложно посчитать, сколько фотографов потребовалось и сколько людей воспользовалось услугами, но возьмем в среднем за фотосессию 5000 рублей — получится, что объем только свадебной фотографии в Екатеринбурге — порядка 60 млн. рублей в год. Получается, что рынок достаточно интересный и большой, на нем можно биться, выдвигать предложения. Это перспектива занятия фотографией как бизнесом? — Что такое бизнес? Это когда ты на каждом этапе получаешь максимальную прибыль и делаешь новый скачок. Например, открываешь новый магазин. А здесь получается, что скачок идет не за счет расширения бизнеса, а за счет качества.
Поскольку я не обладаю высшим образованием в данной сфере, у меня иногда получаются несколько кустарные суждения. Мне приходится мерить по своему пути, а он далеко не универсален.
Одна из перспектив — объединение. Любое объединение — очень интересный процесс, который отражается на городе. Чем больше новых игроков приходит на рынок, тем дешевле они работают. Объединять слабых — дело безрезультатное, а объединить сильных очень трудно. Потому что, несмотря на глубину рынка, это малый бизнес, в котором нет механизмов правового регулирования. Если действия корпораций подчиняются законам: налогообложение, государственное регулирование, антимонопольная деятельность, — то здесь каждый тянет в свою сторону, и эти 60 млн. раздергиваются на копейки, и небольшие объединения занимаются тем же самым, то есть подрезанием маленького фотографа.
— Поскольку нет цивилизованной работы фотографов на рынке, из этих 60 млн. реально фотографы получают копейки? — До тех фотографов, которые позиционируют себя как бизнес-единицы — это известные фотографы, фотостудии, которые занимаются именно свадебной фотосъемкой, — до них доходит не так много, потому что по пути эту сумму разрывают на части любители.
— Опять, как тогда потребителю отделить профессионала от любителя? Есть ведь субъективные ощущения потребителя от того, что он получает. Ему кажется, что получилось «хорошо» или «плохо», и это зачастую единственный критерий оценки работы. — В этом случае потребителю приходится, как на рынке подержанных автомобилей, включать голову. Не включишь голову — купишь плохую машину. Старую или поломанную. Способ один, в социологии он называется «принцип снежного кома». Просто нужно заранее начинать искать информацию на специализированных форумах, спрашивать друзей, беседовать с фотографами. До тех пор, пока вы не найдете того, кто вам понравится по стилю, качеству или сочетанию цена — качество. Иного способа нет. Потому что у нас нет каталога, где можно из 300 фотографов выбрать понравившегося.
— Возможно ли создание в Екатеринбурге какой-то ассоциации, отделяющей профессионалов в одну сторону, а остальных — в другую? — На мой взгляд, нет. Потому что профессионалов будет человек 25, а остальных — сотни и тысячи. Они просто задавят профессиональную артель своим количеством.
— Я не имею в виду, что они работают вместе. На всех цивилизованных рынках существуют некие самоорганизующие начала: сертификация, подтверждение качества, статуса. У риэлторов, строителей это уже работает. — У меня на этот счет есть довольно свежая мысль. Нашими профессионалами — и мной, и всеми, кого я вижу, — в разной степени движет страх того, что во время очередного экономического витка ты обанкротишься. Потому что у фотографов, как мы с вами уже посчитали, незначительная толщина «жирка», на котором они могут выжить. Когда случился кризис 2008 года, я почувствовал, что надо мной смыкается вода, я начинаю погружаться, не могу вынести те финансовые обязательства, которые лежат на мне ежемесячно.
Именно этот страх движет профессионалами и заставляет их метаться как зайцев. В какой-то момент я вижу глубоко профессионального человека, который очень высоко стоит в моем личном рейтинге, который начинает делать очень простые и дешевые работы. И поскольку эти работы не очень интересные, я понимаю, что он просто затыкает дыры в своем бюджете.
Это ведет к тому, что, только имея определенный базовый ресурс, можно спокойно объединяться в организацию, избирать президента, поддерживать работу оргкомитета, выдачу сертификатов и следить за этим, например, создав специальный орган, который будет существовать на каких-то ресурсах. А до тех пор, пока сообщество профессиональных фотографов не хочет этого делать, опасаясь за свое ближайшее финансовое будущее, этого сделать не получится.
— Почему наши фотографы очень редко показывают свои работы в напечатанном виде? Есть ЖЖ, Интернет-галереи. Выставки печатных фотографий для каждого фотографа должны быть некой потребностью. У нас проходит 2—3 яркие выставки в год. А остальное в ресторанах и случайных местах. Нет работы фотографов по показу своих фотографий аудитории. Почему? Нет аудитории? Или у фотографов какие-то другие заботы? — Во-первых, фотографы очень много сил тратят на зарабатывание средств на жизнь. Во-вторых, можно привести такую аллегорию. До тех пор, пока вы не построите кинотеатр с большим экраном и сабвуфером, люди не будут ходить смотреть кино. А как только он будет стоять посреди города, на нем будет огромная вывеска, будут висеть щиты, афиши на каждом городском сайте, будут новые фильмы и непрерывный поток информации, вы через годик-два добьетесь того, что люди стабильно в среднем раз в месяц будут ходить в кино. Даже самые-самые «спальные» люди, которым ничего не интересно, будут ходить по субботам днем в кино с семьей и платить 200—250 рублей за билет.
То же самое и с фотоискусством. Необходимо грамотно организованное пространство для выставок. Достичь этого можно будет только тогда, когда они будут проходить не на 2-м этаже ресторана, каким бы хорошим тот ни был, и не в зоне баров D-club, — только когда будет видна вывеска и каждый интересующийся в городе будет знать, что здесь есть фотовыставка.
Например, будет известно, что сюда можно приехать ЛаШапеля посмотреть. Или военную фотографию. И еще 50 человек пришло. Еще, например, рыбки и животные красивые — и вот еще 30 посетителей, мамы с детьми. И только после возникновения такой системы у нас можно будет говорить о том, что у фотографа возникнет потребность: воронка есть, а я в нее не попадаю.
— Кто вообще при нынешней ситуации, при нынешнем менталитете за свои деньги отгрохает такое помещение и скажет: «Фотографы! Выставляйтесь!»? Это надо быть таким меценатом, которых у нас в принципе нет. Кто будет инвестировать в создание среды для фотографов, если сами они сидят и ждут эту среду? — Возможно, фотографы действительно ждут появления такой среды. И я думаю, что она может быть создана. Самый близкий к реальности вариант — моллы и галерея в молле. Но до тех пор, пока мы думаем о том, что выставка — это просто развешанные на стенах фотографии, пока у нас этим логическая цепочка ограничивается, то решать задачу хорошего освещения — это меценатство и просто безумие. Я бы не стал этого делать.
Но создание такой галереи имеет смысл в молле, где она будет объединена в единое пространство с бутиками и магазинами, где эта фотогалерея будет подчинена потребительским целям. Например, рядом будет работать фотомагазин, постоянно действующая распродажа постеров, какая-то система фотобизнеса. Рядом можно будет расположить фотоклассы, по субботам будут проводиться открытые уроки. В этом случае приток людей будет обеспечен.
— Ну, это фактически получается некая модель Дома фотографии в сторону молла? — Потому что только 50 магазинов, кинотеатр и «МакДональдс» затягивают человека в МЕГУ. У меня любимая женщина ездит в МЕГУ гулять, причем она привозит оттуда вещей на тысячу рублей, но болтается там 4 часа. И она такая не единственная. Она говорит: «Это меня расслабляет». Это такой способ проводить время. И куча людей ездят туда слоняться. А тот, кто слоняется, тот смотрит и может купить для себя картинку. Кто-то за 300 рублей, а кто-то и за 5 тысяч.
— С точки зрения западного опыта… На любом сайте индивидуального фотографа можно купить его постеры, можно купить авторскую фотографию за более серьезные деньги. То есть огромное количество сервисов тут же предлагает это всё купить. У нас фотографы вообще продают свои фотографии? Не сессии, не работу, а именно фотографии? — Очень немногие, я думаю. Если не брать фотографию на заказ, а именно «стихийную» покупку. Под стихийной я подразумеваю, что сегодня у вас с утра возникла мысль: «хочу новую картинку», как «хочу новую книжку». Кто-то идет за книжкой в книжный магазин, а вы идете за фотографией на сайт или конкретному человеку звоните и говорите Белоглазову, например: «Стас, ты вот из Перу приехал. Есть что-нибудь прикольное? Мне нужно вечернее и чтобы горы». И Стас отвечает: «Ага, ага. Менеджер через пару дней на почту Вам кинет 6 вариантов». Вот такой схемы нет. Ну, Белоглазова я привел в пример как человека, который постоянно делает свежий материал.
— В любом интерьерном центре всегда можно увидеть псевдоанглийскую рамочку с картиночкой, которая стоит 5—8 тыс. и выше. Дизайнеры утверждают, что фотография — очень важный элемент интерьера. При этом продаются непонятные китайские постеры, какие-то магазинные наклеечки... Где фотографы-то? Почему сами фотографы не выстраивают схему сбыта своих работ? — Потому что голову не поднимают из ложа.
— А почему? Кто будет поднимать? Мы ведь осознаем, что в нашем постиндустриальном обществе предложение превышает спрос, и поэтому, чтобы что-то продать, надо планировать, надо пихать, надо говорить, надо занимать всё имеющееся пространство. Мы же всё видим. Реклама занимает всё имеющееся пространство визуально. С каждым годом ее всё больше и больше. — Я объясню, как я это понимаю. Например, приезжаем в азиатскую страну. Что мы видим? Мы видим много маленьких лавочек. Каждый лавочник глядит на соседа. Сосед вывесил сегодня полотнище, на котором написано: «Большая скидка. Покупаете чай — чайник в придачу», например. Лавочник напротив смотрит: «Аха. Вот ты гад». И завтра около своей лавки ставит столик, на котором стоит чайник, и рядом его дочка, которая постоянно этот чай наливает и всем предлагает. Конкурент смотрит: «Черт!»
К чему я говорю? К тому, что там все друг друга подзуживают. Заходишь в чайна-таун и видишь, как это начинается. А у нас люди как живут? Вот у меня родители утром просыпаются и идут на завод. И так 25 лет. Наш человек — ремесленник по типу сознания, то есть он идет на завод, понимая, что ему надо там работать. Я не говорю о своих родителях, я говорю о фотографах. Человек идет фотографировать свадьбу, и он не смотрит по сторонам, и когда он видит красивый закат, он не достает камеру. Но почему? Потому что тема ремесленничества у него в голове является базовой. И начиная с того, что он не фотографирует то, что ему не нужно по работе, всё это развивается до того, что он не смотрит в сторону интерьерных центров и не работает с дизайнерами. Получается сапожник без сапог.
То же относится и к рекламе. Сколько времени я шел к тому, чтобы сделать наклейки на машины? Я скажу: полтора года. Это 500 с лишним дней. Чем я занимался 500 дней? Я работал, зарабатывал деньги. Где-то ленился, где-то отдыхал. Всё это время никто не знал, что Дима Здомский едет сейчас по улице, хотя на машине я езжу уже 4 года. Это ярчайший пример моего ремесленнического сознания. Я работаю в журнале, я снимаю для журнала. А пойти вечером на улицу пофотографировать меня уже не тянет. Сейчас у меня голова так не работает. Мне это неинтересно.
И приходится заставлять себя. Буквально — пинать. Получился пинок — вышел на улицу. При этом понимаешь, что это может привести к тем горизонтам, которых сейчас нет. Приведет тебя к дизайнерам, к интерьерным центрам. К тому, чтобы дома свой же постер повесить.
У кого дома весит свой сделанный постер, вот такой, как мы печатали для продажи на аукционе, для фотовыставки? Постер, производство которого стоит 3—3,5 тыс. рублей. У меня не висит. Почему? Потому что он у меня в студии висит. Но, задав такие вопросы фотографу, мы, скорее всего, получим ответ: «нет».
— Ну вот, и мы сразу переходим к тому, что, как у нас Марат Габдрахманов сказал, изначально порочна система, когда фотограф сам является бизнесменом. Неправильно пытаться создавать институт агентов. То есть нужно развести процесс съемки и процесс зарабатывания на этом денег. — Очень жалко отдавать деньги агенту. Я видел и сталкивался с тем, что вроде есть агент и ему надо отдать 15%. А ведь цену-то мы ставили такую, чтобы только не утонуть.
— Ну ведь это же маркетинг. Если, к примеру, агент, занимаясь не фотографированием, а продажей, приводит двух клиентов вместо одного, то он получает 30%. Но вы-то получаете 140%. Или это «не наша» модель? — Марат говорил о страхе, я тоже скажу о страхе. Я редко делегирую продажи своих работ кому-то. Дело в том, что сейчас в Екатеринбурге в среде менеджеров проектов и агентов очень распространена система: ты работаешь на одном месте, пока ты крадешь достаточно, чтобы удовлетворять свои потребности. Потом либо потребности растут, либо красть удается меньше. И тогда агент или менеджер уходит. Или агент видит, что в другом месте можно получить на 5 тысяч рублей больше, даже если перспективы более хилые.
Это происходит не только у меня, это бывает сплошь и рядом. Вспомните, с какой скоростью меняются менеджеры в журналах, менеджеры проектов. Как легко переманить из одного журнала в другой человека, который, казалось бы, стабильную зарплату получает. Вот, глядя на это, я понимаю, что я сейчас введу человека в курс дела, поделюсь телефонами — а это 1000 номеров из записной книжки, — человек поработает со мной 3 месяца, щелкнет клювом и уйдет. И взамен мне придется снова брать человека с нуля.
Яркий пример — это фотографы из «Геометрии». Там человек приходит «желторотиком». В него 3 месяца вкладывают необходимый минимум знаний, и у него тут же просыпается самосознание, и он думает: «Всё, теперь я точно могу. Начну со свадеб, а дальше рекламная съемка». И уходит. И у тебя снова вакантно место фотографа.
Я занимался этим три года, устал и забросил это дело. Получается какая-то дикая благотворительность, которая роет мне же самому яму, потому что сейчас эти люди работают бок о бок со мной. Часто задумываешься: может, не стоило им ничего рассказывать? Это глупо, но возникают такие вопросы.
— Во всем мире существует институт конкурсов для фотографов. Туда специалисты совершенно разного уровня посылают свои работы. У нас вообще возможно проведение подобных конкурсов — городских, российских? — Я считаю, что судить должен тот, кому ничего не нужно. Если я выступаю участником экспертной комиссии, я должен находиться в такой позиции, когда для меня ничего не изменится от того, кто победит. Тут необходима абсолютная независимость судьи, финансовая, к примеру. Или он должен приехать из другого города, из той же Барселоны.
— А это возможно в нашей среде? — Пока нет, я думаю.
— А вообще для тебя лично какой уровень денежного приза смог бы стимулировать твое участие? Скажем так, возможность выиграть какую-то сумму, которая компенсировала бы неприятный осадок от того, что ты ничего не выиграл. — Для меня это эквивалент 300 тысяч.
— Ну, мы знаем, что приз в 5000 евро — это эквивалент приза мирового уровня, конкурса с серьезным бюджетом. — Я ж просто назвал тот приз, ради которого стоило бы бороться. Потому что, на мой взгляд, фотография — это искусство, принципиально отличное от спорта. Здесь нельзя проехать быстрее и показать большее количество трюков за единицу времени. Тут всё субъективно, критерии борьбы у каждого свои.
Я себе конкурсы устраиваю постоянно. Сейчас сижу в блоге, где определенная группа людей выкладывает автомобильные фотографии только затюнингованных машин. И для меня это конкурс, я смотрю и думаю: «О, круто, это бы я смог. А вот тут я не понимаю, как это сделано». И сам для себя участвую в конкурсе.
Например, собираюсь снимать свою машину, на которой сейчас делается наклейка. Я буду сам для себя участвовать в этом конкурсе, глядя на тех участников, которые со мной на самом деле не соревновались. Они это делали для своего удовольствия, по заказу, в рамках своего умения.
Участвовать в конкурсе в Екатеринбурге мне уже неинтересно, потому что я так далеко забрел к американцам. Я понимаю, что если я думаю про те примеры работы, то зачем мне смотреть на здешние? Это то же самое, как если бы местные спортсмены не ездили бы на Олимпиаду, а соревновались бы тут, сами с собой. Им-то это зачем?
— Если говорить об отрасли, то во всем мире специалисты периодически собираются, проводят конференции, делятся опытом, потому что общение профессионалов стимулирует развитие. У фотографов есть подобные тусовки, где они делятся опытом, создают точки роста для себя? — Есть зачаток этого — корпоративный чат «Геометрии». Я очень рад этому, потому что там постоянно общается человек 15, причастных к фотографии, и все выкладывают свои снимки. Причем этот чат лишен головной боли блога, в нем нет «троллей». Это действительный пример узкоспециализированного профессионального сообщества. Если на е1 мы начнем выкладывать фотографии, то там такое начнется... Такое ощущение, что они копят негатив до вечера, чтобы на тебя его выплеснуть. А в этом чате все друг друга знают, подкалывают как-то, но до мата не доходит.
К тому же там выкладываются интересные вещи: их можно запостить, можно просто посмотреть, можно следить за линиями диалогов. В итоге и получается сообщество. Но до личной встречи не доходит.
Это пример узкоспециального профессионального сообщества. А когда собирается просто фототусовочка, народ приходит пивка попить — мне там нечего делать. Что я туда приду рассказывать, как я умею снимать супер-редким длиннофокусным объективом? Люди, которые называют восемьдесятку «портретником», меня не очень поймут — не потому, что они дураки, а потому, что им это просто не нужно. Я оттуда ничего не получу.
— Вот ты говоришь: в городе всего 10—15 профессионалов, — а если всем собраться и устроить, например, конференцию по обмену опытом — это вообще было бы интересно? — Для меня этот феномен до сих пор загадка. Объясню это окольным путем. Когда я ездил в Дахаб последний раз, там Ладу позвали сниматься для каталога дайверской одежды SEVENTENTHS, я прицепился хвостом. Там познакомился с фотографом Graeme Fordham. Ему лет 30. Я вызвался помочь ему подержать отражатель, и в итоге я целый день с ними болтал, помогал, просто смотрел. Мы с ним разговаривали потом. Позже общались в фейсбуке. В течение всего этого времени я не увидел ни настороженности, ни желания меня куда-то не допустить, оградить или применить какое-то ноу-хау, повернувшись спиной. И соответственно, у меня не было такого желания. То есть всё то, что мог, я отдавал человеку, не получая за это ни денег, ничего взамен. Это была живая конференция двух совершенно незнакомых людей.
В Екатеринбурге же некоторые фотографы со мной просто не здороваются. Они меня знают 6 лет, знают, что я Дима Здомский. Им сложно поздороваться с человеком из своего же цеха? Вот кто эти люди и кем они себя считают?
И до тех пор, пока будет этот сумасшедший гонор, который и во мне иногда проявляется, мы не сможем нормально поговорить. Потому что тот же Лошагин говорит «привет», а вот некоторые люди так не говорят. Как говорил профессор Преображенский, разруха — она в головах.
— Есть фотограф, у него есть агент, обслуживающий персонал. Есть еще пресс-агент. И обязательно существует либо PR-менеджер, либо фотограф обслуживается в PR-организации, которая создает ему рекламу и оказывает PR-поддержку. Почему у нас фотографы в массе не делегируют часть нагрузки профессионалам? Это не так дорого стоит. — У меня есть ответ: я не вижу профессионалов. Есть люди, которые себя называют дизайнерами, корректорами, пиарщиками. Но любой назвавший себя пиарщиком автоматически таковым не становится. Фотографа можно хотя бы по его техническому фонду определить, отличить профана от профессионала. Для этого есть специфические фибры, маркер.
На примере рекламных агентств, с которыми я сейчас работаю, я вижу, что есть люди-профессионалы, мы с ними знакомы и сейчас с ними работаем. А потом появляется новый корпоративный заказчик, мы приходим в отдел маркетинга, начинаем разговаривать и понимаем, что менеджер проекта — человек чисто номинальный и он еще один в списке еще двухсот, о которых я когда-либо слышал, что они PR-менеджеры. И до тех пор, пока мне попадаются такие люди, я с ними работать не хочу. Им платить не за что.
Ярчайшим примером могут быть все наши заведения, которые существуют. Сегменты не премиум, а массового потребления: от кинотеатров до общепита. Ведь там происходят дикие вещи. Работая с той же «Геометрией», сталкиваешься с менеджерами, с PR-менеджерами и понимаешь: это люди не того ценового уровня, который они для себя заявляют. А они же заявляют 30—45 тысяч в месяц. Ребята, вы мне можете пресс-релиз без ошибок написать, но грамотно организовать выставку, сделать так, чтобы на нее пришли, — такого-то нет. А те, кто есть, с теми мы работаем.
Во всех сферах уровень растет медленно. Было время, когда мы отправляли картинки на светокоррекцию в Москву. Это нормально, нет? В Екатеринбурге огромное число дизайнеров, которых, например, Архитектурная академия выпускает. При этом смотришь на человека и понимаешь: что-то он умеет, а то, что тебе нужно, — нет. То есть это как магазины барахла: они ломятся, а купить нечего. В этом и сложность рынка.
Я еще не сказал о специфике рынка. Я не думаю, что у нас есть специальность «менеджер проектов фотобизнеса», как есть менеджер туризма. Туристические агентства сегодня хоть на что-то могут рассчитывать, получая выпускника, который хоть более-менее слова связывать между собой умеет. У нас же сначала человеку нужно объяснить, как ценообразование происходит, как складывается бюджет фотосъемки. Ладно объяснить — нужно ведь, чтоб он еще и понимал, как это сложить самому. И происходит абсолютно ненужная схема: мне, чтобы работать с человеком, сначала нужно его научить; научившись, человек думает: отлично, бесплатные курсы закончились, а теперь пойду-ка я поработаю и заработаю.
— Кто разорвет этот замкнутый круг? — Я думаю, нужно время и стабильная экономическая ситуация. «Жир» нарастает только на стабильности. Он нужен для того, чтобы можно было не копить на новую камеру, машинку обклеить, щит 3 на 6 заказать. Позволить себе делать 6 съемок в месяц и получать за это бартер в журнале. Если это будут делать 4 различных фотообъединения в городе, то станет понятно, что что-то меняется.
Я не могу рассказать про мое ноу-хау, потому что это всё — начиная от моего взгляда до моего тембра голоса. Я считаю, что это мое ноу-хау, и даже не важно, какого цвета на мне футболка, — важно то, о чем и как я разговариваю с людьми, как я веду съемку. Это невозможно украсть, невозможно купить мой комплект аппаратуры и начать снимать так же, потому что те слова, которые я говорю, я говорю каждый раз по-новому.