Константин Левушкин: Мы не сторонники революций

На вопросы ИАА «УралБизнесКонсалтинг» ответил исполняющий обязанности председателя правления банка «НЕЙВА» Константин Левушкин.

— Константин Александрович, 11 марта решением совета директоров вы были назначены исполняющим обязанности председателя правления банка «НЕЙВА». С чем связано это кадровое решение?

— Произошла обычная кадровая ротация. Никакого глубинного смысла в этом решении нет. Все мы, четверо членов правления, работаем в банке уже очень много лет: я с 2013 года, Павел Васильевич Ефремов — с 2010 года. До Павла Васильевича пост председателя правления занимал Игорь Александрович Кошмин, он тоже является членом нашей команды, все эти годы работает в банке. Это общее согласованное решение, все его приняли, поняли и готовы работать дальше.

Команда остается, но внутри нее произошла ротация, главная цель которой — внутреннее обновление. Мы понимаем, что за годы работы на одном и том же месте у человека не только растут компетенции, но и замыливается взгляд, накапливается усталость, снижается мотивация. Для того, чтобы придать новый импульс развития, надо провести некоторые изменения. Мы не сторонники революций и всегда очень осторожно и скептически настроены к привлечению новых членов команды, потому что это требует длительного ознакомления, привыкания и доверия к новому человеку. А мы все друг друга знаем, все друг другу доверяем. Поэтому провели такую внутреннюю перестановку. При этом все правление продолжает работать, никто никуда не уходит, все продолжают заниматься общим делом.

— Изменится ли система управления банком?

— Надо сказать, что у нас жесткого авторитаризма не было никогда. За годы работы у нас выстроилась очень сильная демократия в плане управления, и мы ей следуем. У нас нет никакой диктатуры, авторитаризма: я кулаком по столу стукнул — делаем так. Все решения принимались после обсуждения, коллегиально. Никогда председатель не принимал важных решений вопреки мнению коллег, всегда вырабатывался консенсус. Бывают случаи, когда мы — четыре члена правления — можем разойтись во мнениях. Мы продолжаем в такой же конфигурации работать. Я по своему стилю тоже никакой не царь, не диктатор. И принимаю такой подход, готов эту демократическую преемственность обеспечить. Уверен, эта практика останется в банке и в будущем.

— Кабинетами будете меняться?

— Будем, но это вообще дело третье. Некий определенный символизм надо обеспечивать. К тому же это хорошая возможность перебрать накопившиеся бумаги, без переезда руки до этого никогда не дойдут.

— Готовы ли вы к более серьезному переезду? В марте банк заявил, что готов продать здание своего центрального офиса.

— Во-первых, продажа здания — это дело не одного дня. В наше время и квартиру-то продать непросто. Так что мы пока никуда не спешим, выставили помещение на торги, встречаемся с потенциальными покупателями, обсуждаем возможные параметры сделки. Один из наиболее реальных связан с федеральным правительством, то есть это госструктура. У них эта вся процедура длинная: выделение бюджетных денег, конкурсы по 44 ФЗ. При оптимистическом сценарии процесс этот займет год.

— Чем вызвано стремление продать здание?

— С одной стороны, нужно честно признать, что здание банку великовато. Всего в «НЕЙВЕ» работает 470 человек, из них в центральном офисе — порядка 210. А площадь здания — 4,5 тыс. кв. м. Оно для нас в принципе избыточно, нам хватило бы и половины.

При этом здание единолично принадлежит нам. Пускать арендаторов в него неудобно — начнут возникать вопросы соседства, коммунальные проблемы. К тому же сдача помещений в аренду для нас деятельность непрофильная, и заниматься ей мы не хотим.

До последнего времени этот вопрос нас не очень беспокоил, с этой избыточностью мы мирились. Здание было у нас на балансе, входило в капитал, нас это устраивало. Но неожиданно пришел Центральный Банк и говорит: я сейчас провожу оценку всей недвижимости в банках и считаю, что ваше здание стоит более чем в два раза меньше. Мы вели с ним долгую дискуссию, но переубедить регулятора не удалось. В результате мы вынуждены были провести переоценку имущества по его методике и потеряли в капитализации. По сути, у нас 2/3 стоимости здания обнулились, в бухгалтерском учете мы показали убыток. А бизнес банка строится в привязке к капиталу: при его снижении мы уменьшаем кредитный портфель, недополучаем прибыль.

После этого мы провели свои расчеты и обратились к собственникам банка, показали, что если мы переедем на арендуемые площади, то выгода составит порядка 20-25 млн в год от экономии расходов и дополнительного дохода. Собственники дали согласие на поиск покупателя на это здание. Теперь занимаемся этим вопросом. Цели любой ценой избавиться нет. Просто есть экономическая целесообразность, и если получится эту сделку провести, то мы будем рады, потому что мы на этом заработаем. Не получится на выгодных условиях для нас сделать — ничего, мы сидим, нам это здание нравится.

— По какой цене выставили здание на продажу?

— В соответствии с последней оценкой просим 413 млн. Это почти в три раза больше, чем оценил здание ЦБ.

Может, через год или два в ЦБ поймут, что недвижимость за пределами Садового кольца тоже стоит денег, и разрешат нам переоценить его по реальной стоимости. Тогда от продажи мы откажемся.

В принципе, если будет какой-то инвестор, который это здание купит, а потом будет его нам сдавать, мы такой вариант тоже рассмотрим. Причем снимать готовы не все, а, скажем, два с половиной этажа. Если инвестор возьмет на себя все функции управления зданием и арендаторами, мы будем только рады.

— Главные темы последних дней — обвал рубля и фондовых рынков. Как банк реагирует на эти изменения?

— Банк «НЕЙВА» так устроен, что для нашей бизнес-модели это выгодно. Почему? Потому наша бизнес-модель изначально построена достаточно консервативно с точки зрения принятия рисков. Мы не вкладываемся в акции, высокорисковые ценные бумаги и прочие рисковые фининструменты. Буквально до Нового года мы не выдавали кредитов юрлицам, и у нас корпоративный кредитный портфель был равен нулю. Этих рисков мы не несли.

Бизнес банка «НЕЙВА» строился в основном на расчетно-кассовом обслуживании юридических лиц. Привлекаемые остатки от расчетно-кассового обслуживания мы размещаем в высоконадежные и высоколиквидные инструменты — ОФЗ и облигации Банка России.

Дальше — мы торгуем валютой, занимаемся расчетно-кассовым обслуживанием и кредитованием физических лиц. Риски тут только в кредитовании, но они не сравнимы с корпоративным сектором: как показывает практика, все равно рано или поздно люди рассчитываются по своим долгам.

Поэтому когда на рынке и в экономике условно штиль, все спокойно, то волатильности нет, ставки низкие, маржа сузилась, доходов становится меньше, зарабатывать становится труднее. Когда начинается волатильность и пошла волна, курс вырос, спреды расширились, ставки на те же ОФЗ и облигации Банка России выросли. Мы на этом зарабатывать начинаем больше.

За первые две недели марта на продаже валюты мы заработали уже больше, чем за весь февраль. Поэтому спокойно работаем. Мы и в прошлый кризис говорили, что очень удачно его прошли.

Так что в бурном море кризиса мы уверенно стоим и смотрим, где можем подзаработать. Наш руководитель казначейства просто руки потирает и говорит: ну наконец-то, а то такая скукотища была, вообще не понятно, как работать — курс стабильный, спроса нет, маржа узкая — а сейчас хоть можно заработать по-настоящему. Так что для нас кризис — это всегда в первую очередь возможность.

— Основа стабильности — высокая ликвидность?

— Основа стабильности — это наша бизнес-модель с консервативным отношением к риску. Для нас главное, чтобы наши клиенты никогда не боялись за свои деньги. У нас мегаликвидность в силу того, что мы вкладываем все их остатки только в короткие высоконадежные бумаги. Мегаликвидность в силу того, что мы торгуем валютой. Поэтому с точки зрения ликвидности каких-то оттоков нет. Клиенты спокойны, деньги под защитой, мы получаем дополнительную прибыль.

— А как в целом оцениваете финансовую ситуацию в России?

— Мы с нашими специалистами вспоминали 2014 год. Тогда курс подскочил с 35 руб. до 70 руб. за доллар, потом откатился до 60 руб. Вот это была девальвация. Не сравнить с нынешней, когда изменения идут с 65 руб. до 75 руб. Да, это не мало, но цифры намного меньше, чем 6 лет назад.

Второе — в 2014 году мы гораздо сильнее были интегрированы в глобальную экономику: у нас было больше инвестиций из-за рубежа, горячего спекулятивного капитала от нерезидентов, существенно меньше были золотовалютные резервы. Сегодня, в 2020 году, многие инвесторы просто ушли из России, степень нашей интеграции в мировую экономику снизилась.

Поэтому то, что происходит в мире в связи с коронавирусом и падением цен на нефть: остановка заводов, паралич международных перевозок — для России будет менее болезненным, чем в 2014 году. Все ограничится повышенной волатильностью: будем привыкать жить при 75 руб. за доллар.

То же касается и инфляции. В 2015-2016 годах она была двузначная — 10-11%, сейчас она у нас 3%, повысится до 5%, скажем. Все равно она останется низкой. Поэтому, как бы парадоксально это ни звучало, для российской экономики катастрофы в падении нефти до 30 долл. за барр. нет. За эти прошедшие 5 лет российская экономика во многом адаптировалась и подготовилась к таким падениям сырьевых рынков. То есть 30 долл. за нефть сегодня — это не то же самое, что 30 долл. за нефть в 2014 году.

— Менее сложным новый кризис будет и для банковской системы?

— Вспомним 2014 год. Тогда Эльвира Набиуллина только недавно стала председателем Центробанка и начала свою чистку банковского сектора. Если в 2015, 2016, 2017 годы отзывали по 100+ лицензий, в 2018 году отозвали около 50, в 2019 — около 30. На рынке осталось чуть больше 400 банков, и это кредитные организации, прошедшие очень суровый отбор. Все слабые и «больные» уже выбыли с рынка. Остались только сильные и здоровые.

Все эти банки уже как на ладони. Мы все, выжившие за эти годы, прекрасно понимаем, как работать, на что смотрит регулятор. И ЦБ сейчас больше внимания обращает на бизнес-модель банка, на чем банк зарабатывает, зарабатывает ли вообще. Они, кстати, на днях буквально интересовались, как ситуация на мировых рынках и снижение курса повлияют на нашу бизнес-модель. Мы им отвечаем: банк «НЕЙВА» от этого только заработает.

— Есть планы по развитию?

— Да, в том числе и географическому. На этой неделе мы открываем новый офис в Санкт-Петербурге. Место очень хорошее, практически центр города, около улицы Рубинштейна. Еще через неделю — в конце марта — откроем второй офис в Новосибирске, потому что там хорошо бизнес идет. У нас уже есть два офиса в Краснодаре, сейчас будет два и в Новосибирске.

У нас есть технологии, есть отличные продукты, есть выстроенные процессы, есть проверенная временем, надежная бизнес-модель. В наших планах — кратно увеличивать клиентскую базу, завоевывать долю рынка, масштабировать бизнес.

Фото предоставлено пресс-службой банка «НЕЙВА»